22.04.2022
Выставка, проходящая на двух площадках — в Гостином дворе и галере ВСЕКОХУДОЖНИК на Фрунзенской набережной — открывает публике неизвестного автора.
Вообще называть Марка Коника неизвестным художником не совсем верно. «Он прославился как дизайнер. Открываете любую энциклопедию советского периода, связанную с изобразительным искусством, и в разделе дизайн находите упоминание о Марке Конике как мастере средового дизайна, разработчике проектов оформления городских площадей, выставочных экспозиций, музейных пространств. Но как живописец он почти неизвестен. При жизни прошла всего одна выставка — к его 75-летию в маленьком зале на Кузнецком мосту. А ведь наследие Коника — около 250 живописных работ. Из них сохранилось 220-230 произведений: многие разошлись по западным коллекциям», — объяснил «Культуре» куратор выставки Юрий Ланглебен.
Марк Коник родился в Ташкенте в семье художника-оформителя Александра Коника. О детстве, проведенном под палящим южным солнцем, напоминают живописные работы, выставленные в галерее ВСЕКОХУДОЖНИК — созданные не без влияния Александра Волкова, главного русского живописца Средней Азии.
Школу Марк вспоминал, как место, где было «неуютно и скучно» все десять лет. Абстрактные понятия, составлявшие большую часть дисциплин, в рассказах учителей не превращались в осязаемые и конкретные. Коник писал: «Вероятно, они (преподаватели. — Культура) могли вкушать хлеб сразу в виде белков, пропуская стадию горячей, ароматной лепешки. Я так не мог, я бунтовал двойками и, закормленный цифрами, символами и знаками, бегал по коридору школы, тоскую по «осязаемому» или хотя бы «видимому».
Это «осязаемое» юный Марк обнаружил в Ташкентском музее изобразительных искусств. Впоследствии необычное соотношение абстрактного и конкретного воплотилось в работах самого Коника. Например, он мог взять грубые деревянные доски, пройтись по ним краской и превратить в настоящую картину — которую хочется повесить дома. Или вот обычное жестяное ведро: сплющенное и помещенное на черную квадратную доску. По соседству — россыпь безымянных металлических деталей на деревянной доске: разложенные рукой художника, они создают особый ритм, даже мелодию — недаром работа называется «Джаз». Эти необычные экспонаты можно увидеть на выставке в Гостином дворе: куратор Юрий Ланглебен выделил под них отдельный уголок.
Подобные вещи — как и живописные произведения — Коник создавал «в стол». Большую часть жизни он посвятил дизайну — загадочному и почти неизвестному для советского человека. Более того: Коник занимался дизайном городской среды — о котором нынешние зрители знают благодаря урбанистам. Тогда о подобных вещах задумывались лишь романтики и фантазеры. Так, по крайней мере, считала советская власть: ведь оригинальные проекты Коника, менявшие городское пространство, не были воплощены в жизнь. Марк Александрович более 25 лет руководил мастерской средового дизайна в Центральной учебно-экспериментальной студии Союза художников СССР — так называемой Сенежской студии. Там разрабатывались проекты, связанные с дизайном машин, музейных экспозиций и, конечно, городской среды. Некоторые задумки Коника сегодня выглядят пророческими.
— Например, у него был проект оформления площади Маяковского, и кое-что из этого недавно было воплощено в жизнь — в частности, пешеходная зона. Еще он предлагал создать подземный культурный центр под Манежной площадью — и сделал великолепный проект, на основе которого потом построили торговый центр. И таких совпадений очень много. Как дизайнер он создал массу макетов — к сожалению, сохранившихся лишь на фотографиях. Коник выступал как теоретик, опирался на школу Bauhaus и разработки ВХУТЕМАСа, написал курс пропедевтики «Основы композиции» и «Основы колористики». Некоторые его проекты выставочных пространств и интерьеров были реализованы, но не дошли до наших дней. Например, вместе с учениками он делал интерьеры в доме Пашкова, которые потом исчезли после капитального ремонта. Или создал экспозицию и интерьер выставочного зала для выставки современного советского искусства в Равенне, — рассказал «Культуре» Юрий Ланглебен.
Особое отношение у Коника было к мемориальным музеям, которыми ему тоже выпало заниматься. Сын художника Александра Волкова, живописец Александр Александрович Волков, знавший Коника еще по Ташкенту, специально для московской ретроспективы написал рассказ-воспоминание — как Марк Коник оформлял музей Ленина в Ташкенте: «Я приехал в Ташкент ранней осенью и не захватил ничего из верхней одежды, но работа затянулась, приближалась зима. Надо было подумать о приобретении пальто. На работу в музей я частенько пробегал мимо Центрального универмага. Нужно сказать, это были годы острейшего дефицита. В секции верхней одежды висели пальто из тяжёлого драпа доисторического покроя. Они там висели годами, и одно с не очень правильно пришитой пуговицей мне запомнилось.
И вот однажды, пробегая через залы музея, где кипела работа над наполнением экспозиции артефактами, обратил внимание на стеклянный шкаф, где висело знакомое пальто из универмага. Остановился и, не веря глазам, прочитал этикетку: «Пальто В.И. Ленина».
Придя в себя, бросился искать Марика, чтобы сообщить, что его подставили, как бы ему за это не было неприятностей. Хладнокровно выслушав мой рассказ о сомнительной подлинности пальто, Марк невозмутимо улыбнулся и сказал: «Саша, ты знаешь, сколько к юбилею строится музеев Ленина? И в каждом должна быть какая-то подлинная вещь Ленина. Откуда их взять? В методичке сказано, должно быть пальто В.Ленина. Сколько их должно быть у вождя, чтобы наполнить все музеи? Нашли похожее!!!» Когда я, заикаясь, сказал, что видел, как еще вчера оно висело в Универмаге, Марк только махнул рукой и пошел дальше разбираться с экспозицией. Так я до сих пор не уверен, какое пальто висело в экспозиции».
И это был не циничный, как можно подумать, но отрицавший пустые формальности подход. О том, как сделать мемориальный музей, Коник задумывался и в середине 1980-х, когда работал над проектом экспозиции музея Льва Толстого в Москве: «Что здесь считать важным? Личную колоду карт, бесчисленные рукописи (вернее, их копии), иллюстрации художников к книгам автора, перчатки Софьи Берс или чернильницу, которой пользовался Лев Николаевич? Принято считать, что в сознании посетителя все перечисленное и многое другое каким-то образом соединится, и он выйдет из музея в состоянии некого просветления. Художник-оформитель, конечно, получает здесь свои «тихие» радости, аранжируя перчатки и перекладывая рукописи, но художник проектирующий понимает, что встреча с «Войной и миром» оптимальна за столом или на диване, но если она происходит в музее, то это событие иного свойства».
Коник предложил неожиданную концепцию: опираться на слово «приключение» и снабдить посетителей фонариками — чтобы они сами могли открыть для себя вселенную Толстого. Советской власти такая идея не понравилась («Возник вопрос, что будут делать смотрители залов и экскурсоводы?») и проект отклонили.
Возможно, ощущение «несовпадения» с действительностью и подтолкнуло Марка Коника к тому, чтобы заниматься живописью тихо, для себя. Зазор между реальностью и его искусством — а в живописных работах ощущается влияние русского авангарда и творчества Пауля Клее — выглядел огромным. Как бы то ни было, историческая справедливость все-таки восторжествовала, пусть и после смерти художника, и теперь его имя станет известно не только любителям дизайна. Ну а тем, кто еще не видел живопись Коника, стоит поторопиться: выставка в Гостином дворе работает до 24 апреля, а в галерее ВСЕКОХУДОЖНИК (где также можно увидеть работы сына мастера, Юрия Коника) — до 29 апреля.
Фотографии предоставлены пресс-службой галереи ВСЕКОХУДОЖНИК.