13.09.2021
На прошлой неделе в переполненном зале Российского фонда культуры прошло торжественное вручение студенческих билетов Академии Н.С. Михалкова и мастер-класс Никиты Сергеевича.
Первым делом ректор подвел итоги приемных экзаменов:
— Для справки: у нас было 415 заявок, к экзаменам допущен всего 221 человек, приняты 25 (на продюсерский, режиссерский и актерский факультеты. — «Культура»). На актерское отделение допущено 166 человек, мы взяли 15. Я говорю об этом, чтобы вы понимали уровень ответственности — и нашей, и вашей.
Если всерьез и по-гамбургскому счету, мы совершенно не обязаны выпускать вас на сцену. Почему? Таковы жесткие правила. Вы учитесь бесплатно — Фонд Геннадия и Елены Тимченко оплачивает ваше обучение, вы получаете стипендию (она небольшая, но она есть), и вы получаете неограниченные возможности впитать в себя все, что мы вам предложим: огромное количество мастер-классов, встречи с прекрасными режиссерами, художниками, священниками, философами, поэтами… Мало того, вы сами можете предлагать тех, с кем вам хотелось бы встретиться, и я рассчитываю, мы сумеем это обеспечить.
Но когда мы приходим к финалу, к постановке «Метаморфоз» по Бунину и Чехову, ситуация ужесточается. Проза — бренд нашей Академии: мы строим нашу работу не на драматургии, в которой заложен сюжет, фабула, конфликт, а на литературе, в которой одна фраза, описывающая состояние природы или человека, все-объ-ем-люща. Как зазвучать ей на площадке или сцене? Это самое трудное и самое интересное! Предлагая литературу, мы преследуем и меркантильную цель: вам придется от начала и до конца прочитать и Чехова, и Бунина, и отыскать то, что вы хотели бы сыграть.
Что еще вам пригодится для выхода на сцену? Конкуренция! Здесь вам никто не поможет — пройдут только те слушатели, под работой которых мы все сможем поставить свои подписи. Тут дело не в том, что одного учили хорошо, а другого плохо. Нет, просто один нашел, понял, принял и сделал, а другой — не сумел. Тащить за уши никого не станем, ведь то, что вам передадут, вы не получите больше нигде, и уж точно — бесплатно. Отбор не останавливается, мы пойдем дальше, и только от вас зависит, насколько сможете вписаться в наш уровень… Надеюсь, вы окажетесь удачливы.
Теперь о сути профессии.
Сериалы губят русскую актерскую школу; органично и легко произнести текст, как в жизни, сегодня может уже любой. Отсутствие репетиционного периода лишает актера возможности совершенствоваться и находить в себе то, что не видел раньше. Медийность заставляет его играть то, что принесло медийность, и он не может от этого отказаться — узнаваемости, денег, славы… Все это не имеет никакого отношения к волшебному творческому процессу. Органичность, конечно, хороша, но мы не к этому стремимся — мы хотим удерживаться на уровне гениальной школы Станиславского, созданной для людей со средними способностями, и величайшей школы Михаила Чехова. Американская и английская школы актерской игры вышли из них, и недаром Чехов организовал в Нью-Йорке Студию Ли Страсберга, куда приходят заниматься величайшие звезды кино. На мой мастер-класс пришел Пол Ньюман — я обалдел, не поверил, что это он. Звезды приходят, чтобы поддержать свой интерес к профессии, живой, пульсирующей.
На каких постулатах все держится? Их совсем немного. Самое главное — атмосфера, затем энергия, концентрация, психологический жест… 98 процентов наших актеров используют свое тело на 15 процентов. Я сейчас не про мышцы, кубики и мужскую стать, а про аппарат, энергию, возможности, которые дает наше тело. Смоктуновский им владел, Ролан Быков… Энергия и значение жеста или крупный план молчащего человека могут сказать больше, чем многие страницы, потому что они заряжены энергией психологического жеста. Когда твое влияние на партнера заключается не только в словах, а включает в себя все влияние — и эмоциональное, и физическое. Можно снять эротическую и сексуальную сцену, даже не касаясь другу друга, — все дело в концентрации, и здесь имеет значение любое движение — губ, глаз, улыбка, поворот головы… Только тот, кто умеет этим пользоваться, влияет и на партнера, и на зрителя, потому что влияние на первого без влияния на второго быть не может, а также и наоборот. Что такое успех? Это когда реальное время в зрительном зале совпадает с реальным временем на сцене! Чем больше таких мгновений, тем лучше спектакль. А что, кто-нибудь сейчас занимается этим?
С того момента, как стало можно снимать кино без государства, произошло стремительнейшее падение профессии режиссера. Сценарист написал, оператор снял, актер сыграл, тебе ничего не надо делать, зайти в кассу за гонораром. Но где там кино? Это ведь не сюжет и не игра актеров, а ткань. Чехов пишет: «Любое искусство пытается быть похожим на музыку…» Вдумайтесь почему. Бергман говорил: «Настоящее искусство должно потрясать, попадая в душу и сердце, минуя промежуточную посадку в области интеллекта!»
Если относиться к кино не как к предмету, пытающемуся быть похожим на музыку, получится сериал, который можно смотреть и переключать с любого места. Я не в осуждение, сериалы спасли многих режиссеров, — я о сохранении профессии, ее таинства, когда и актер, и режиссер понимают, что пауза — мощнейшее оружие. Не дырка в тексте, а умножение энергии, когда ты готов ко всему, когда количество энергии переходит в качество. Артист, который не может ее держать, начинает заполнять пустоту — он смотрит на часы, берет газету, становится, как кажется, очень доброжелательным, не используя величайшую возможность людей быть вместе в паузе. Как хорошо становится, если люди могут молчать и это не вызывает у них чувства неловкости или желания что-то сказать от ужаса тишины. Это тактильно, этим надо уметь пользоваться.
К чему это все ведет? Что является короной пауз? Атмосфера. Михаил Чехов писал, что любое величайшее художественное произведение не состоится, если неправильно выбрана, не точна, не придумана атмосфера… Задача актеров и режиссера — попасть в правильную атмосферу и втянуть в нее зрителей, тогда они становятся тебе подвластны и ты можешь делать с ними что захочешь, ведь они живут в созданной тобой атмосфере. То же в кино — первый слышимый план, второй, общий пронизаны музыкой — скрипящими половицами, шумом моря или ручья, шелестом листвы, звуками двери — все должно быть сделано осмысленно. Если мы не испытываем наслаждения от того, что делаем, то все напрасно. Одна и та же сцена, сыгранная в комнате на рассвете, в полдень, вечером или ночью, прозвучит по-разному, а также вопросы, откуда ты вошел, куда идешь и с чем, меняют все отношения внутри сцены.
У меня был невероятный опыт, я ставил «Неоконченную пьесу для механического пианино» в Италии и был потрясен невероятно низким уровнем актеров, абсолютным отсутствием возможности создания атмосферы. Причем все всё знали, но я не мог ничего сделать — актеры по очереди говорили свои слова, и я не мог им ничего объяснить. Через две недели с отчаяния заглянул в томик Михаила Чехова. Пришел на репетицию. Актеры сидят на сцене. Я ничего не делаю — просто молчу 15 минут, 20, листаю пьесу… Полчаса, все устали, зевают, прошел час, они совсем обмякли, а я тихонько засвистел. «Поняли? Вот она, чеховская жара, вот же она!» Когда вы привыкли друг к другу, все переговорили и вам не нужно играть — до чего вам жарко — и не нужно об этом говорить… Чехов первым стал внедрять в текст третий, пятый, десятый смысл — это как тропинка в поле, когда ветер гнет траву и ты не можешь ее увидеть, только нащупать. И это была моя победа. Все защебетали, всё поняли, а я уточнил: «Вы по вашей роли какой инструмент?» Кто-то сказал — «флейта», кто-то — «трамбон», кто-то — «альт», и я предложил им пропеть текст своим инструментом как музыкальную фразу, без смысла, как «бу-бу-бу», дать мне услышать голос представляемого в себе инструмента. И все заиграло. Опять вспоминаю Чехова: «Слова не имеют никакого смысла…» Как-то Михаил Чехов пришел на спектакль Михоэлса, который игрался на идише, и, не понимая ни слова, рыдал вместе со всеми, потому, что текст ничего не значит. А что значит?
Слушатели оживляются:
— Атмосфера!
— Да…
— Пауза!
— Так.
— Посыл!
— Так.
— Действие, конфликт…
— Да… Видите, смысл имеет не слово, а его зарождение, прежде чем оно станет словом. Как оно проходит через тебя, и это являет собой то самое, о чем говорит Чехов. В актерском исполнении смысл слов не имеет значения, важно то, через что ты выходишь на слово. Это то, чем мы должны овладеть. Потому, что когда серьезно — вам страшно, это надо в себе понять и ухватить то, за что в себе цепляешься, когда получилось, и знать, за что при этом зацепился. Это — механизм, ремесло, техника… Почему-то все снисходительно относятся к этому слову, но надо понимать, что смех и слезы — это только диафрагма, и то, о чем я говорю, это надо пробовать. Можно услышать, воспринять и никогда не исполнить.
Никита Сергеевич предлагает провести эксперимент и приглашает желающих. Актриса садится вполоборота к спикеру. Выдержав паузу, Михалков просит:
— Скажи мне: «Я не люблю тебя!»
Девушка сосредотачивается, набирается духу, но режиссер внезапно изменяет задание:
— Нет, теперь скажи мне: «Который час?»
Звучит смазано. Ректор подходит к испытуемой, склоняется, касается пальцев ее ног, просит закрыть глаза, сосредоточить на них свое внимание и неспешно, медитативно направляет концентрацию:
— Переведи свое внимание через голень, колени, бедра, живот, грудь, шею, губы, нос, глаза, выше… Ты входишь в свой дом, открываешь дверь, идешь по коридору, на кухне видишь свет… Там сидит твой муж и держит у виска пистолет. Скажи ему:
— Давай лучше чаю попьем!
Девушка подымает заблестевшие очи, несколько мгновений не может вдохнуть и вдруг тихонько, моляще, словно одними глазами:
— Давай лучше чаю попьем!
— Вы понимаете, что произошло? — улыбается Михалков. — В том, как она сказала, есть абсолютно точное ощущение, что она была готова к тому, что когда-нибудь это произойдет. То есть тут возникла история их отношений. Это не пустое. Я гарантирую вам, если бы не было энергетического движения, которое привело ее концентрацию к глазам, где она собрала все, никогда бы не было эффекта! Вы понимаете, как сокращается путь между задачей и результатом, когда включается энергия? И это только профессия, которой надо заниматься, и это возможность перестраиваться внутри, мгновенно находить глубину… Когда она сказала «который час» вместо «я не люблю тебя», был вакуум и пустота, а сейчас вы увидели другой уровень профессии — и в каждом из вас, кого мы приняли, должны понимать: мы в вас это видим!
Михалков ответил на вопросы присутствовавших, сформулировал, чем хорошая техника отличается от таланта, и отметил свойства, присущие одаренному человеку:
— Техника — это когда ты видишь, что хорошо сделано, и понимаешь, как это работает, а талант — когда не понимаешь как… В нашей работе вам помогут юмор, самоирония, работоспособность и терпеж.
Трансляция мастер-класса доступна по ссылке: https://www.m24.ru/videos/kultura/06092021/306861
Фотографии — с сайта Киноакадемии.