20.02.2024
Спектакль Татьяны Казаковой по одной из самых нашумевших советских пьес лишний раз доказал, что времена и проблемы всегда одинаковые. Только вот акценты могут полностью поменяться и сделать нашу жизнь еще более резкой и жесткой.
Пьеса «Старый дом» – из тех произведений, что наводят мосты между современностью и прошлым, свидетельство характерного для трех последних десятилетий СССР бурного кипения общественной мысли, вызванной к жизни художественным процессом. Достаточно вспомнить в этом ряду повесть Юрия Трифонова «Обмен», фильм Марлена Хуциева «Июльский дождь» или, скажем, «Солярис» Андрея Тарковского. При всей внешней непохожести эти и другие работы мастеров советского искусства стали предметом обсуждения, критики, восторгов – но не равнодушия, потому что они четко, с остротой скальпеля вскрывали нарывы, моральные и нравственные девиации, негативные тенденции в бытовании страны и социума. У нас другая страна и совсем иной мир, но все, о чем говорили и предупреждали тогда, актуально и сейчас.
Выбор режиссера и художественного руководителя акимовского Театра комедии, естественно, не вызывает удивления. «Старый дом» в свое время не только стал популярным, вошел в список знаковых пьес позднего советского периода, но и сейчас с успехом идет на московской сцене, в Центре драматургии и режиссуры, созданном самим Алексеем Казанцевым вместе с Михаилом Рощиным. И обратиться к этому названию в Петербурге – ход вполне логичный. Просмотр постановки помимо положительных впечатлений оставил также ощущение крайней растерянности при попытке прийти к выводам. Но это ожидаемо: картина нынешнего дня оставляет большинство из нас в таком чувстве все чаще и чаще.
В центре повествования «Старого дома» стоят взаимоотношения школьных выпускников Олега и Саши, чьи планы совместной жизни пошли прахом после грубого вмешательства «общественности»: соседей, родных и в первую очередь месткомовского активиста Рязаева, который считает себя вправе залезть в гипотетическую и существующую только в его воображении постель молодых людей, а заодно и науськать друг на друга всех жильцов старого московского особняка, контролируя каждый их шаг. Кредо такого сорта деятелей четко выражено репликой самого Рязаева: «Чужих дел нет! У нас все дела наши. Наши общие».
Такое обобществление мыслей и мировоззрений, стремление всех и все причесать одинаково и обложить флажками тех, чьи поступки и чаяния не укладываются в заданный немногочисленными мозговыми извилинами курс, еще никогда не приводило к благому. Рухнувшее советское общество один из самых наглядных тому примеров. Ханжество, лицемерие и косность, помноженные на отсутствие привычки думать самостоятельно и отвечать за свои поступки одних, а также ловкость и абсолютная аморальность тех, кто, наоборот, действовал весьма активно, привели не то что к кризису, но и едва не к разрушению самого нашего общества и страны, которая еще четверть века назад находилась на грани существования. Все взаимосвязано, отдельные частности превращаются в мейнстрим, невежество и агрессия торжествуют, человеческие жизни в итоге губятся – таков посыл «Старого дома».
Главные роли Татьяна Казакова поручила актерам, находящимся в расцвете таланта и задающим тон многим работам театра Комедии – Дарии Лятецкой и Александру Матвееву. Влюбленные герои в «Старом доме» проходят очень трудный путь, но решены эти образы по-разному. Юный Олег во многом взбалмошный, не совсем понимающий, чего хочет, незрелый человек – что весьма естественно для семнадцати лет. Тридцатилетнего героя Александр Матвеев делает холодным, отстраненным, открывающимся только вновь встреченной Саше. В пьесе преображение персонажа показано много мягче. Но внешне окостеневший Олег находит силы обнять своего старого гонителя Рязаева – это, пожалуй, кульминационный момент внутренней истории героя.
Александр Матвеев рисует Олега с большим мастерством, но, сказать по совести, его задача была проще, чем та, что стояла перед Дарией Лятецкой. Так ведь и образ Саши задан драматургом с куда большей сложностью. И влюбленная школьница, и молодая, но уже заслуженная артистка, которой стала Саша спустя двенадцать лет после расставания с Олегом, являются в полной мере личностями, осознающими всю сложность как жизни в целом, так и повседневности. Саша-женщина, пожалуй, даже более легка в своем восприятии мира или старается быть таковой: перенеся испытания, она избегает драматизма и призывает на помощь оптимизм, пусть иногда искуственный. Между тем влюбленная школьница четко понимает все возможные трудности предполагаемой совместной жизни с Олегом, а затем выказывает зрелось не по годам, не коря юношу за неразборчивость и сумятицу в чувствах, но одновременно прекращая отношения, понимая, что они рухнули. Лятецкая ведет роль безукоризненно – за исключением эпизода избиения своей героиней обидчика Рязаева. Мне он показался слишком пафосным и поданным чересчур театрально – так преподносят «сцены безумия» в классических операх. Зато этот момент только подчеркнул естественность и достоверность решения образа Саши в целом.
Очень светло, лирично, в лучших традициях «оттепельного» искусства создала интеллектуалку Юлию Михайловну актриса Алиса Кондратьева. Ставшая невольной разлучницей молодых героев ученая-историк необычайно ярка и тепла – романтическое влечение Олега к ней ничуть не удивительно. И даже на фоне серого строя осуждающих жильцов эта героиня не теряет силы, демонстрируя моральное превосходство, пусть и вынужденная отступить, не будучи ни в чем виноватой. Не менее убедителен один из самых «темных» персонажей – отец Саши Максим Ферапонтович в исполнении Сергея Кузнецова. Мощный, подавляющий, невежественный охранник, избивающий жену и спаивающий сына деспот превращается в итоге в разбитого инсультом лежачего старика, над которым в свою очередь глумится получившая свободу супруга. И в том, и в другом случае Сергей Кузнецов просто прекрасен.
Если речь зашла о супруге Максима Ферапонтовича, то должен сказать, что Ирину Цветкову в роли матери Саши Зинаиды Семеновны я в момент выхода на сцену не узнал. Подумал, что случилась замена, не отмеченная в программке. Стильная актриса предъявила публике сначала забитую в любом смысле старушку, следом – молодящуюся бедовую даму, размахивающую сумочкой психоделически яркого зеленого цвета в своем танце свободы под давний шлягер японских сестер Эми и Юми Ито. Ирина Цветкова отыграла на гротеске и гиперболе, сорвав неоднократные аплодисменты. Но в спектакле есть еще пример актерского преображения – иного рода.
Я отдельно хочу рассказать о минимальной роли в спектакле – Витьке, младшем брате главной героини. В московской постановке «Старого дома» десятилетнего школьника играет ребенок. Татьяна Казакова увидела в этом образе актера Стаса Каблукова, который хоть и выглядит замечательно молодо, но – для своих лет. Скажи кому о таком возрастном несоответствии, только похихикают. На спектакле недоуменная улыбка появляется и исчезает сразу же. Не прибегая к каким-то внешним ухищрениям, если не считать слегка укороченных брючек, артист выказал ту самую органичность, которой педагоги в театральных вузах, а режиссеры на сцене добиваются постоянно, но редко преуспевают. Каблуков просто вышел и сыграл. Стал пацаном, который не прочь подразнить, пошуметь, но и попытаться защитить мать от отца. Затем ему придется выпить предложенную родителем рюмку водки. А еще – пойти по наклонной и спустя годы сесть в тюрьму. Очень жаль, что у самого драматурга образ Витьки явно не доработан и опускается во втором действии. Соответственно и в спектакле, хотя это явно тот самый редкий случай, когда за автором можно было бы и «дописать», раз в афише все равно заявлена сценическая версия театра. Пусть судьба и режиссеры будут добры к актеру Стасу Каблукову, от него можно многого ожидать.
Ключевым персонажем «Старого дома» при всех ярких образах, про которые я уже рассказал, стал общественник и активист Петр Кузьмич Рязаев в исполнении Народного артиста России Юрия Лазарева. В своей работе он воспроизвел каноничного ханжу, ментального агрессора и доносчика – как сейчас бы сказали, токсичного человека. Алексей Казанцев в своей пьесе не жалеет ярких слов и образов, вкладывая в уста Рязаева сентенции и выражения, не допускающие двоякого толкования. Молодые люди у него «растут какие-то идейно некрепкие». Главная героиня, давшая отпор и не позволившая лезть в свою жизнь, удостаивается такой оценки: «Как говорить с ними? На каком языке? Стрелять. Стрелять надо… как бешеных собак. Чтоб неповадно было…». Рязаев имеет вес, за ним идут. Например, на товарищеский суд, который рассматривает другое, но тоже сугубо частное дело – «Все кричали: суд начинай скорее… Людям же интересно, чтоб истина, понимаешь…».
Портрет такого типа членов общества в спектакле становится завершенным, когда зрители видят Рязаева, самого не гнушающегося внебрачной связью и обнажающего истинную причину своих поступков и позиции: «…как посмотришь, кто после тебя останется, обидно становится. Думаешь, что ж это такое: я умру, а они останутся. И смешно, и несправедливо… Обидно. Что-то как-то изменилось последние годы… Не понимаю я этого».
И здесь, хоть вроде бы все ясно, сталкиваешься с той самой растерянностью. Мы думали, что времена поменялись, забыв, что они всегда одинаковые. И сейчас существует множество неравнодушных граждан с теми самыми светлыми лицами, которые вопят про доносы, но сами строчат их всюду. В результате театры не едут на гастроли, актеры снимаются с ролей в сериалах, спортсмены целыми командами не допускаются к олимпиадам. И уже не нужно каких-то причин и поводов личного характера. Где сейчас проложены границы между доносительством и гражданской инициативой, между выяснением истины и предательством, между бдительностью и агрессией? Такие вопросы перед нами и обществом в целом ставит не только современная история, но и самая что ни есть каждодневная жизнь. Найти ответы на них очень трудно, но абсолютно необходимо. Об этом и задумываешься после просмотра «Старого дома».
Фотографии: Галина Базарова / предоставлены Театром комедии.