07.11.2023
Проект рассказывает о графических работах знаменитого художника 1920–1930-х годов.
Георгия Нисского называют одним из главных романтиков советской эпохи. Он с удовольствием выбирал морские сюжеты, хотя не считал себя маринистом и даже утверждал: «Все мои работы, от первой дипломной («Восстание французских моряков в Одессе») и до последней, были не маринами — это были композиционные задачи и решения их на фоне моря, его романтики и его среды». Вероятнее всего, слова мэтра не были кокетством. Проникнутые романтическим духом картины Нисского — а он любил самолеты, поезда и убегающие за горизонт дороги — создавались не ради сюжетов. Особенно это очевидно в поздних произведениях, где колорит становится сдержаннее, а композиция — строже. Художник словно ищет свое «золотое сечение» — божественную гармонию пропорций — экспериментируя с соотношением частей и целого. Он редко рисовал с натуры: как правило, создавал вольные трактовки увиденного, заново компонуя свои впечатления. А холодное Баренцево море или зеленые подмосковные поля, закопченные паровозы и серебристые самолеты были лишь удобным и приятным его глазу материалом.
Впрочем, все это в большей степени свойственно уже зрелому Нисскому. Каким он был в начале пути, чем дышал и о чем мечтал? Об этом рассказывает выставка «Ранний Нисский. Графика 1920–1930-х годов», проходящая в галерее «Веллум». Основатель и арт-директор галереи Любовь Агафонова в этот раз пригласила внешнего куратора — искусствоведа Анну Романову. А сама выставка получилась не только о поисках художником своего стиля, но и о тех, кто ему помогал, — об учителях и наставниках: художниках Александре Быховском, Роберте Фальке, Петре Кончаловском.
С первым юный Нисский познакомился в Гомеле. Александр Быховский, уроженец Могилева, в 15 лет поссорился с отцом и, «сдернув скатерть со стола», бросился в самостоятельную жизнь. Активно участвовал в подпольном революционном движении, потом попал в школу Императорского общества поощрения художеств, возглавляемую Николаем Рерихом. И стал в итоге хорошим плакатистом и графиком. Знаменитый психолог Лев Выготский, тоже уроженец Могилевской губернии, написал о художнике книгу, где охарактеризовал его следующим образом: «…Он остается тем же зорким искателем тайного скелета вещей. Материя теряет свою материальность, мир — свою плоть, вещи — свою трехмерность: все развоплощается в свою графическую сущность, в чистую мысль художника о вещи». Этому размышлению о вещи, о ее «кристаллической решетке» Нисский учился у Быховского, который основал в Гомеле Школу-студию имени Врубеля. А еще — строгой графичности, которая обнаруживается в пластических композициях, портретах и натюрмортах молодого художника.
С Фальком Нисский встретился позже — в годы обучения в легендарном ВХУТЕМАСе. Метод Роберта Рафаиловича поначалу оказался ему не слишком близок. Георгий Нисский вспоминал: «Фальк часто душеспасительно наставлял. Натура, портрет, натюрморт — система-метод Фалька, часто мне непонятный, — как-то проходили мимо меня, моего темперамента и двадцати четырех лет. Смотрел в окно мастерской, и была какая-то разница: там было что-то более влекущее, там был сегодняшний день. Это казалось более значительным, чем нужное каждодневное «живописное ковыряние» в селедках, бумажных цветах и надоевших натурщицах».
И все же у Фалька Нисский незаметно для себя научился многому. Роберт Рафаилович тоже прошел через фазу бунтарства — хотя и был самым тихим из бубновалетовцев: все проявлялось в его живописи — в кубистических, колористических экспериментах. К середине 1920-х он «успокоился» и обратился к корням, обнаруживая в классических приемах что-то близкое себе. Нисский — несмотря на любовь к современности — тоже оказался не готов порвать с традицией. Он вспоминал про учебу во ВХУТЕМАСе: «Жили под Пикассо. Было время, когда собирались сжечь Рафаэля и музеи, когда поголовно били Венер и Аполлонов, спуская их с лестницы Мясницкой на кладбище истории. Венер, правда, не бил, все были разбиты до меня. Пикассо смотрел, а вот настоящее недревоподобное бедро натурщицы нравилось и трогало больше. Сезанн нравился больше. А вот, что нравился Пуссен, Делакруа и барбизонцы, говорить было как-то не принято. Тогда тебе уже пророчили заштатные мастерские Кардовского и Архипова. Смотрел всех, а на иных как на новые ворота».
Встреча с Петром Кончаловским в спортзале ВХУТЕМАСа тоже оказалась судьбоносной: Нисский позировал для его картины «Купание красной конницы», а потом стал бывать у мэтра дома, все больше погружаясь в атмосферу любви к классике. Друг Нисского Александр Дейнека — сам певец всего современного — с благоговением писал: «В мастерской семьи Кончаловских все дышало искусством, прекрасными традициями Сурикова, Тициана, Веласкеса. Здесь любили музыку и еще больше русскую природу. Нисскому повезло — он получал от Кончаловского большими пригоршнями знания, больше того, он получал вкус, понятие о большом искусстве». И этот опыт, безусловно, пошел на пользу Георгию Нисскому — несмотря на его смелые заявления, например: «У меня с семафором больше интимности, чем с березкой. Паровоз выразительнее и современнее, чем левитановская копна, около него наше сегодняшнее настроение».
Стоявший на плечах гигантов, Нисский смог талантливо экспериментировать. Впрочем, в ранней изящной графике — портретах, пейзажах, ню — больше совершенства формы, чем содержания: гениальным идеям еще предстоит родиться. Хотя уже здесь проявляется провидческое чутье художника, отмечает Любовь Агафонова:
— Для нас, живущих в 20-е годы XXI века, Нисский практически ровесник. На выставке показан маленький период его жизни в графике. С 1928 по 1935 год Нисский пишет южное побережье Черного моря, китайских цирковых актеров, которые в начале 30-х годов были популярны. На одной из работ 1928 года — иллюстрации к книге Алексея Гарри «Льды и люди» — изображен не только самолет, бороздящий просторы Антарктики, но и льдина с человеком на ней. Напомню, что челюскинцы будут дрейфовать на льдине только через шесть лет. Мы не знаем, понимал ли молодой Нисский, спортсмен, красавец, гедонист, что он — пророк. Но мы же любим мифы, а это прекрасный миф: провидец будущего Георгий Нисский. Он сформировал своим рисунком пространство повседневности. И придумал XX век, ведь после войны он стал одним из основоположников сурового стиля. Но не того, который ассоциируется со стройками социализма, а пространственного, временного, геометрического сознания эпохи.
На выставке можно увидеть мемориальные вещи — например, фотографию юного Нисского в гимназической фуражке. Или его снимок со второй женой — фотографом Татьяной Маят. Есть также наброски к той самой дипломной работе (ее полное название — «Интернационал на «Жиль-Барте». Восстание французских моряков в Одессе в 1919 году»). Любопытно, что сразу после защиты картина была приобретена в коллекцию Третьяковской галереей — факт вообще-то неординарный.
Замыкают выставку видеоработы художницы Александры Митлянской. Они привносят в экспозицию нотку современности, которую так любил Нисский. Впрочем, парадоксальным образом эти небольшие фильмы — где камера «замирает» и вроде бы ничего не происходит — возвращают нас к классике.
— Не могу сказать, что я большой поклонник видеоарта, которым наслаждается молодая аудитория, — рассказала журналистам Любовь Агафонова. — Но мы используем логику обратного порядка: от модных вещей переводим взгляд к тому, что построено на возрожденческих принципах — женской фигуре, линии, цветку. У этого замысла есть и дидактический элемент: возможно, молодая публика, приходящая к нам в галерею, оглянется по сторонам и, наконец, заметит постоянное, нетленное.
Выставка работает до 19 ноября.