09.06.2021
На одной из знаковых петербургских сцен в рамках фестиваля «Музыкальная коллекция» состоялась премьера моноспектакля Константина Райкина «… ай да сукин сын!». Музыкой для публики в этот вечер стали строки Александра Пушкина и Давида Самойлова, с помощью которых Константин Аркадьевич ввел зрителей в гипнотический транс.
Читать стихи, пусть и гениальные, на протяжении двух с половиной часов — труд титанический. Слушать — тоже. Но в этом концерте все сошлось, все совпало: еле живому под конец выступления артисту внимала особая публика, которой удалось даже каким-то чудом не прервать прядение тончайшего поэтического полотна трелями мобильников. «Внимала» — сказано не для высоты стиля. Программа вечера была выстроена Райкиным трепетно и неожиданно, что потребовало от присутствующих предельного напряжения чувств и мыслей. Мысли к финалу, впрочем, отключились — осталось единственно эстетическое наслаждение самого высокого полета.
Опять же, неверно полагать, что Райкин предложил любителям поэзии образцовую нирвану. Самые тонкие нюансы и оттенки сочетались в спектакле с иронией, строгой скорбью — и с несдерживаемым хохотом. Обо всем по порядку.
Программу артист готовил во время пандемии, премьера должна была пройти здесь же, в Большом зале, в минувшем декабре. Но строгие ограничения не позволили состояться событию, которое естественным образом перенеслось на начало июня, когда мы отмечаем дни рождения и Пушкина, и Самойлова.
Готовясь к посещению поэтического моноспектакля, настраиваешься, как правило, на не очень протяженное мероприятие: даже лучшим чтецам России энергетически трудно преодолеть полуторачасовую планку. В филармонии ждало первое удивление: Райкин, представляя вечер, упомянул об антракте. В зале даже прошел шепот. Для многих также оказалась сюрпризом сама двойственность программы: шли на Пушкина, а тут еще и Самойлов. Но Константин Райкин полагает, что творчество Давида Самойлова во многом следует пушкинской традиции — и это несомненная правда. И первая, более длительная часть вечера, была посвящена именно этому поэту.
Самойлов — бескраен, как любой большой поэт. Дети, женщины, дружба, любовь, смерть, война, исторические провокации, прекрасные легкие «глупости». Все это и классический пушкинский набор, как вы, конечно, заметили. И обращение к Гавриилу Державину у Самойлова вполне пушкинское. Только у Александра Сергеевича в гроб сходит именно Державин, а у Самойлова — он сам и его товарищи, из тех, кто отправился со студенческой скамьи прямо на фронт, в смертельные болота и топи средней полосы, где в начале сороковых свистели не птицы, а осколки снарядов.
«Рукоположения в поэты/ Мы не знали./ И старик Державин/ Нас не заметил, не благословил…/ В эту пору мы держали/ Оборону под деревней Лодвой./ На земле холодной и болотной/ С пулеметом я лежал своим».
Райкин читает эти строки отстраненно, почти флегматически. Ну такова селяви, что ж поделать, раз выпала судьба. И тут же звенящая сталь голоса и такая же звенящая тишина в зале — скорбная патетика в самом благородном своем проявлении: Райкин-Самойлов обращается к тем прекрасным людям и прекрасным поэтам, которые могли бы быть. Но им не позволили, их убили.
«Они шумели буйным лесом,/ В них были вера и доверье./ А их повыбило железом,/ И леса нет — одни деревья…/ А я все слышу, слышу, слышу,/ Их голоса припоминая…,/Я говорю про Павла, Мишу, /Илью, Бориса, Николая».
Но смерть в интерпретации актера в этот вечер была не только скорбью. Нам еще показали в стихах вкрадчивую и даже веселую лукавость. Та смерть действительно «была так молода,/ Что вовсе страшной не казалась./ Она беспечно улыбалась». И внимая райкинским интонациям, недоумеваешь: как же так вышло, что, читая эти строки раньше, не видел очевидного. Это именно так, как Райкин показал! Вот уж точно — отверзлись очеса.
А теперь прочь, прочь от скорбей! Ведь впереди так много интересного! Например, размышления о поэте и поэзии — правда, поэт еще очень юн, но «малолетка прочили в Гомеры/ Откликнулись на это пионеры,/ Водители такси, пенсионеры,/ Учителя, артисты, инженеры/ И прочие любители стихов…» Заканчивается этой буйство убивания таланта, как помнят многие, советом: «Храните тех, кто обретает речь!../ А, впрочем, вундеркиндов можно сечь…» Публика очень сочувственно восприняла этот текст. А еще Константин Райкин прочел среди прочего и фантазию «Струфиан» — ту, что про «Дул сильный ветер в Таганроге» и про гипотетическую судьбу венценосного Александра I. А также ироничнейшего «Старого Дон Жуана» — вот уж совсем прямой мостик к Пушкину, который ожидал порядком поплывших зрителей после краткого антракта.
Описывать, как гениальный артист читает строки солнца русской поэзии, — труд неблагодарный и затея сколь провальная, столь и бессмысленная. Приятный пушкинский предденьрожденный вечер, переходящий в благоухающую сиренью белую ночь (это буквально — на петербургской площади Искусств, где находится филармония, все так и было, от аникушинского памятника до огромнейших цветущих кущей) настраивал на упоение и легкость. Но Райкин несколько остудил романтику, напомнив, что, по сути, судьба Александра Сергеевича была одной из самых суровых в поэтическом сонмище. И что наш Пушкин с его смелостью, легкостью и свободой всегда был неугоден, оттого и в школах его «проходят», а надо бы — чувствовать. И после этого последовало мистификаторское творение «Из Пиндемонти» (на самом деле стих не из этого поэта, а вполне оригинальный).
«И мало горя мне, свободно ли печать/ Морочит олухов, иль чуткая цензура/ В журнальных замыслах стесняет балагура./ Все это, видите ль, слова, слова, слова». Становится ясным, что вопрос охранения внутреннего «я», непринятия участия в общественных сворах и сварах и отказа от надевания пресловутого «белого пальто» в любых примерочных был актуален не только в эпоху вездесущих фейсбучных затычек.
Райкин вспомнил в этот вечер и пару стройных женских ножек, и разговор Фауста с Мефистофелем. Кодой моноспектакля стала «Сказка о царе Салтане» — именно после появления ее в Сети в райкинском исполнении Петербургская филармония и упросила артиста о живой премьере в Большом зале. Как балагурил вслед за Пушкиным Райкин — а иногда и вопреки ему! Как играл словами — произнесенными и нет — и звуками, и гримасами, и намеками. Ну, здесь уж точно: ты или видел это, или не пришлось. Вывод один, он очевидный: на представлении в филармонии, вопреки названию действа, был не один сукин сын, а как минимум два. С учетом Самойлова — и все три. Это та самая оценка высочайшей пробы, которую дает своим любимцам народ. Если вам когда представится возможность посетить спектакль Райкина, сочтите происходящее даром судьбы и не упустите случай.
Моноспектакль Константина Райкина «… ай да сукин сын!» — не единственное «топовое» событие фестиваля «Музыкальная коллекция», который проводится уже в пятнадцатый раз. Подробностями с «Культурой» поделился заместитель художественного руководителя Петербургской филармонии Евгений Петровский:
— Мы с огромной любовью и уважением относимся к Константину Аркадьевичу Райкину и рады, что он приберег для Большого зала свою премьеру, которая пришлась на юбилейный сезон, когда филармония отмечает свое столетие. Вообще, проходных событий в афише «Музыкальной коллекции» нет. Двенадцатого июня мы повторим программу самого первого концерта, прошедшего в Петроградской государственной филармонии: Заслуженный коллектив России академический симфонический оркестр филармонии исполнит под управлением Николая Алексеева Шестую — «Патетическую» симфонию Чайковского, скрипичный концерт и фантазию «Франческа да Римини», солировать на скрипке будет Саяка Сёдзи. Для поклонников филармонии выступили и будут выступать дирижеры Владимир Юровский, Шарль Дютуа, Элиаху Инбал, Василий Синайский, пианисты Рудольф Бухбиндер, Мирослав Култышев, Питер Дуган, Елизавета Леонская, Лукас Генюшас, Барри Дуглас, Иван Бессонов, Борис Березовский, скрипач Джошуа Белл, виолончелист Борис Андрианов. Особым событием станет вокальный вечер американской меццо Джойс Дидонато — это тот концерт, который можно назвать подарком судьбы: он появился в афише спонтанно, по счастливому случаю, и пройдет в Малом зале. А еще мы возрождаем традицию первых десятилетий истории филармонии, когда проходили концерты-чествования, своеобразные бенефисы в честь наших музыкантов и сотрудников. Таких вечеров будет три, они посвящены музыкантам наших двух оркестров, а также административно-техническому персоналу.
Фотографии предоставлены Петербургской филармонией