02.08.2023
Материал опубликован в №7 печатной версии газеты «Культура» от 27 июля 2023 года.
Софья Апфельбаум восемь лет служит директором РАМТа. Под ее руководством коллектив прошел сезон пандемии и блестяще отметил вековой юбилей. Она рассказывает «Культуре» о жизни театра и его истории, системе эндаумента и «сверхтеатральном времени», которое, похоже, наступает.
— Сейчас вас называют эффективным директором, а в 2015-м ваш приход в РАМТ у многих вызвал удивление. Помните свой первый проект в театре?
— Не знаю, почему удивление. С того дня, когда мне исполнилось 18 лет, параллельно с учебой на продюсерском факультете ГИТИСа я работала в Московском художественном театре, потом — в Мастерских Большого. В 2006-м пришла в театральный отдел Министерства культуры и восемь лет занималась, что называется, «чиновничьей работой». Но чиновником себя не ощущала — наша команда видела свою миссию в том, чтобы стать посредниками между государственной машиной и творческими людьми. Управленческая закваска во многом помогает руководителю, но работа в театре — «на земле», конечно, отличается от министерской. На государственной службе тебе дают поручение, и ты его выполняешь — без лишних вопросов. Театр требует более ручного режима работы.
Когда получила предложение от художественного руководителя РАМТа Алексея Владимировича Бородина, то сразу сказала, что опыта управления театральным коллективом не имею. Он ответил: «Вы справитесь, не волнуйтесь». Поначалу было непросто, хотя в театре все механизмы отстроены и отлажены Алексеем Владимировичем, он работает в РАМТе более 40 лет. Директор в такой сложной институции, как театр, осуществляет ту программу, которая заявлена художественным руководством. Сегодня проекты мы делаем совместно, но все равно творческая воля — у Алексея Владимировича.
Про первый театральный опыт трудно сказать — попадаешь в конвейер и вливаешься в работу над тем, что уже воплощается. Запомнились гастроли в Нижнем Новгороде и подготовка к ним — они проходили в 2015-м в рамках программы «Большие гастроли», которую я начинала в министерстве. Внутри процесса оказалось очень интересно — многое представлялось иначе.
— Неискоренимо мнение, что дело директора — доставать деньги.
— Когда речь идет о государственном театре, тем более федерального ведения, говорить о функции добытчика не приходится. РАМТу выделяется бюджетное финансирование. Другое дело, что оно могло бы быть больше, — театр, направленный на работу с детьми и молодежью, не может назначать запредельно высокие цены на билеты, даже если зрители будут их раскупать. Театр должен оставаться доступным. Но жаловаться нам грех, база — есть. Есть и президентский грант, который позволяет держать определенный уровень зарплаты артистов. Сейчас у нас приличные собственные доходы от продажи билетов. Безусловно, мы ищем дополнительное финансирование. Директор российского репертуарного театра — это в первую очередь хозяйственник, он работает с бюджетом и решает, как его правильно распределить: огромный коллектив, имущественный комплекс, бытовые и технические проблемы. Содержание двухвекового здания и текущие ремонты занимают львиную долю сил и времени.
— РАМТ же стал первым из российских театров, создавшим фонд целевого капитала еще в 2017-м. Можете объяснить, как эта система работает на театральном пространстве?
— Закон о формировании целевых капиталов принят в 2006-м, и их создано уже достаточно много, в основном в сфере образования и благотворительности, в культуре гораздо меньше, по последним подсчетам всего 16. Идея эндаумента в том, что средства вкладываются не в конкретную идею, а создают как бы «подушку безопасности» — источник финансирования в будущем. Сам механизм пришел с Запада, где эндаумент давно практикуется. Гарвардский университет, например, несколько веков «откладывает» некую сумму в условную кубышку: деньги вкладываются в акции, облигации, то есть идут на рынок, а организация получает проценты и живет как рантье. Яркий пример эндаумента — Нобелевская премия. Она выплачивается из процентов наследства Нобеля, а оно вложено в финансовые инструменты.
Мы пока далеки от идеальной картинки — сумма мизерная, мы не можем ее назвать серьезной строчкой в бюджете, хотя радуемся, что у нас есть небольшой доход от целевого капитала. Он не влияет на деятельность театра в целом, но отдельные проекты позволяет осуществлять: так, частично за счет этих средств мы сделали аудиоспектакль «Сто» — проектов к столетию театра было много, и эти средства очень пригодились.
— Целевой капитал пополняете?
— Зрителям, которые могут стать членами Клуба друзей, предлагаем жертвовать небольшие суммы и за это предоставляем им бонусы — приглашаем на предпремьерные показы, новогоднюю елку, на наши внутренние мероприятия, лекции, обсуждения спектаклей. Фонд потихонечку пополняется.
— Здание РАМТа — уникальное, в нем оживают тени Наталии Сац, Марии Кнебель, Анатолия Эфроса, Олега Ефремова. Как получилось, что здесь базировались театры Лентовского, Незлобина, оперная труппа Зимина?
— Собственно здание, где мы сейчас работаем, — символ отмены монополии Императорских театров (Указ об отмене издан в 1882-м. — «Культура») — стало домом для частных театров и антреприз, их становилось с каждым годом все больше. К перечисленным вами можно добавить Шелапутинский театр, Новый театр Ленского, артистический кружок Островского, МХАТ-2 с Михаилом Чеховым и Иваном Берсеневым. Каждая страница истории хранит столько тайн!
Проектировал Театральную площадь Осип Бове, и когда смотришь на старинный план, то понимаешь, что его замысел похож на улицу Росси в Петербурге: огромная площадь обрамлена каре из зданий, и кульминация ландшафта — Большой театр. Близки к «первоисточнику» Малый театр и та часть нашего здания, где кассы Большого и дирекция РАМТа. Первоначальный образ дома — длинные вытянутые галереи с анфиладами комнат. Зрительный зал и сцена появилась в 80-е годы XIX века. Документов сохранилось мало, и самый ценный — подробная опись имущества, пострадавшего после пожара 1917-го, — по ней можно представить интерьеры и цветовую гамму оформления. Может, доживем до капитального ремонта или реконструкции. Сейчас восстанавливаем фасад, идет бережная научная реставрация, лепнина соответствует подлиннику. Надеюсь, удастся завершить в этом году.
— Так сложилось, что в июне я трижды побывала на спектаклях РАМТа — и в зале не увидела ни одного свободного места!
— Билеты продаются очень хорошо — люди идут в театр, залы — битком, это не может не радовать. Не могу сказать, что в том заслуга только административной команды театра. Часто слышала: «Вы хотите быть хорошим директором? Заполняйте зал!» И безусловно, в течение всех лет мы организовывали рекламные кампании, акции с привлечением публики. Сейчас мы не делаем ничего особенного, а ситуация похожа на советские времена, когда в театры было не попасть. Об этом рассказывали педагоги еще в институте. Мы-то учились и начинали профессиональный путь в 90-е и нулевые, и такого ажиотажа, когда билеты сметались в дни открытия продаж, не застали. Сегодня даже спектакли, на которых нас раньше радовали 70–80 процентов купленных билетов, стали аншлаговыми. Это удивительно, и почему — непонятно. Потому ли что меньше стало кино, может, причина в том, что люди сократили поездки по миру или им сейчас важно живое общение? Жизнь доказывает, что спрос на театральные услуги, извините за это принятое выражение, не всегда зависит от усилий театра. Он может делать все что положено, возможное и невозможное, но зрители ходить не будут. Двадцатые годы прошлого столетия называют «сверхтеатральным» временем. Может, и у нас такое начинается?
— Руководители коллективов часто связывают посещаемость с тем, что наступил нетеатральный сезон или, наоборот, театральный месяц. Действительно так?
— Нетеатральный месяц — май, как ни странно, даже июнь лучше. В последний весенний месяц и даже чуть раньше, в апреле, все проседает, люди уезжают на огороды, и 10 дней майских праздников — хорошее время для репетиций. В июле и августе большинство театров отдыхает. В сентябре зрители раскачиваются после отпусков, высокие месяцы — с октября по март. Самым театральным считается ноябрь — вот, когда надо каждый день играть. В декабре начинается предновогодняя суета. Такая сезонность наблюдается.
— Каковы показатели успешности театра?
— Это самый сложный вопрос. Над ним мы бились в министерстве, когда вводилась система госзаданий. Как оценивать театр? Очевидно, что должны быть количественные показатели: число зрителей, объем заработанных денег. А количество премьер — показатель качества работы или нет? «Юнона и Авось» в «Ленкоме» идет уже пятый десяток лет, и это, безусловно, показатель высокого уровня спектакля. У нас «Том Сойер» встречается со зрителями с 1989-го и до сих пор востребован. А с другой стороны, на большое число премьер можно посмотреть иначе: новые спектакли меняют репертуар — значит, прежние спектакли не пользовались должным спросом?
— А вы как считаете?
— Конечно, театр не живет, если он не выпускает новые спектакли. Нередко говорят: мы делаем две премьеры в год — нам достаточно. Я не считаю, что это правильно. Театр не будет развиваться только на сложившемся репертуаре. Но выработать универсальные показатели, которые можно четко поместить в табличку, заполнить ее и сравнивать театры по параметрам, — не удается. На интуитивном уровне специалисты, да и зрители, понимают, когда театр на подъеме, а когда переживает спад, даже если показатели прекрасны.
Театр — живой организм, и у него бывают взлеты, а бывают и падения. И если в период упадка сказать: все, мы перестаем финансировать театр, — то тогда уже никогда не будет движения вверх. И даже слабый театр в небольшом городе лучше, чем его отсутствие, — у каждой труппы всегда есть шанс в какой-то момент стать хорошей.
Сложных вопросов немало. Оставлять ли спектакли менее посещаемые или их снимать с афиши? Но сценическое произведение растет и развивается — это эффект репертуарного театра — и нередко становится аншлаговым, словно приходит его время. Или нас спрашивают, почему не можем чаще играть сверхпопулярную «Манюню»? Отвечаем, что у нас есть другие спектакли, другие артисты, да и другие зрители.
— Откуда такая страсть к открытию сценических площадок? Сколько их в РАМТе?
— Идея освоения необычных помещений придумана Алексеем Владимировичем более четверти века назад: «Беренику» играли на лестнице, «Одну ночь» и «Преступление и наказание» — в трюме. Есть история, о которой мало кто знает. В конце 1990-х РАМТ лишился малой сцены. Когда шло строительство Новой сцены Большого театра, снесли несколько построек, в одной из них была наша малая сцена. Там шло много спектаклей, Геннадий Печников поставил немало пьес Островского. Когда театр ее лишился, появилась идея использовать различные, в том числе совсем не сценические, пространства.
Первой появилась «Маленькая сцена» — фактически это фойе верхнего яруса. Эту вытянутую площадку любят актеры и режиссеры, потому что там много чего можно придумать. «Черная комната» — бывший репетиционный зал по соседству с буфетом. Когда идет спектакль на большой сцене, то рассчитываем время так, чтобы завершить показ до антракта, когда публика спешит в буфет. Из другого репзала сделали «Белую комнату», но она совсем крошечная, на 20–25 зрителей.
История с малыми пространствами связана еще и с молодыми режиссерами, которых Алексей Бородин так старательно пестует, им доверяет постановки. РАМТ стал площадкой, где ставили свои первые спектакли Константин Богомолов, Нина Чусова, сейчас свои силы пробуют вчерашние выпускники.
— И все-таки зачем вам сегодня хлопоты с нерентабельными малыми площадками?
— Конечно, репертуарный театр живет основной сценой — это очевидно. Она приносит доход. Малые пространства – территория эксперимента, проб и ошибок. Молодых режиссеров и неизвестные названия пускать на большую сцену — серьезный риск, а на малых площадках мы можем себе позволить работу, про которую изначально понимаем, что она не будет пользоваться зрительским успехом. Например, у нас шел спектакль «Дом с башенкой» по рассказу Фридриха Горенштейна в постановке Кати Половцевой. В художественном отношении — прекрасный спектакль, но он очень тяжелый — в первую очередь по теме и, что называется, хитом не стал. Но несколько лет его играли, потому что это был важный творческий шаг — и для артистов, и для режиссера, да и зрители имели возможность увидеть глубокий авторский спектакль.
Постановки на маленьких сценах себя не окупают, но приносят художественную пользу: молодые артисты получают роли и чувствуют себя нужными. Недавно прошла премьера спектакля «Мим» режиссера Филиппа Шкаева, где совершенно замечательно раскрылись наши молодые артисты. Это серьезная профессиональная заявка.
— Вы играете спектакли и в формате open air — на площадках, которые называются «Театральный двор».
— Там пока идут два спектакля: прекрасная «Зобеида» и «Дни Савелия», о которых по Москве уже ходят легенды. Новую постановку в стиле кабаре по рассказам О. Генри тоже попробуем представить на улице. Дворы работают только летом. Артисты настолько любят «Дни Савелия», что даже проливной дождь не отменяет показ, предлагали играть его зимой, а зрителей утеплять тулупами. Мы придумываем варианты на случай непогоды. Например, «Зобеиду» переносим на парадную лестницу, «Дни Савелия» немного сокращаем. Уже научились определять погоду — следим за движением туч: пронесет или нет?
— Не знаю другого театра, где проводилось бы такое количество мастерских, лабораторий, читок.
— Начиная с 2014-го ведем работу по поиску современной драматургии.
Делали это в разных форматах: объявляли конкурс, получали пьесы, выбирали лучшие. С их авторами проводили лабораторию в Доме творчества СТД в Рузе. При Егоре Перегудове (с 2018 по 2022 год — главный режиссер РАМТ. — «Культура») эту историю переформатировали и каждый год собирали разные мастерские. В Лаборатории новых форм выразительности родилась экскурсия-бродилка «Сто», из мастерской «10 минус» вышла «Василисса». Лаборатория фантастики познакомила с замечательным режиссером из Бурятии Сойжин Жамбаловой и ее эскизом по «Ходячему замку».
В нынешнем сезоне проводили Мастерскую инсценирования — драматурги и режиссеры работали с Натальей Скороход. В итоге получили шесть инсценировок, среди них современные версии «Цветика-семицветика», «Чучела», «Королевства кривых зеркал». РАМТ взял в работу «Ленинградские сказки» драматурга Марии Малухиной и режиссера Филиппа Гуревича, говорю об этом с некоторой опаской, потому что спектакль запланирован на большой сцене. «Томасину» драматурга Оли Потаповой поставит Аля Ловянникова. Также в планах «Битвы по средам» Ивана Пачина в версии Полины Коротыч. Мы работаем не только на себя, но и на всю страну: все инсценировки выложены на сайте — пожалуйста, берите кто хочет.
— Что за проекты «Вслух» и «Театр+»?
— «Вслух» — литературный проект, он проходит не первый год и посвящен новым именам и неизвестным текстам — сейчас литература для подростков вырвалась вперед по сравнению с драматургией. Эти читки дают возможность проявить себя молодым режиссерам: они в течение 10 дней работают с артистами и представляют на читке эскиз, а то и полноценный спектакль. Артисты откликаются с удовольствием — это творческая работа с непростой логистикой: собрать всех, найти помещение, выкроить свободное время. Из театрализованной читки «Вслух» родился спектакль «Коричневое утро» режиссера Саши Золотовицкого — говорю не без гордости, потому что делали постановку как эксперимент и такого успеха не ожидали, сейчас на «Утро» не попасть.
«Театр+» — проект образовательный, пространство для дискуссий и диалогов — создан еще в 2008-м, в период постановки «Берега утопии». Это — общедоступная история: тему объявляем через соцсети, желающие записываются. На встречах обсуждаем премьеры вместе с создателями и исполнителями, касаемся околотеатральных тем, проводим лекции. Популярность «Театра+» растет — мы чувствуем, что людям сейчас надо высказаться. Разговоры всегда получаются содержательными. Основательница нашего театра Наталия Ильинична Сац говорила о трех задачах: просветительской, образовательной, художественной. Мы продолжаем традицию.
— Силы откуда берутся на столько начинаний?
— Когда уже нет сил и кажется, что ты это не можешь преодолеть, стоит зайти в зал вечером или утром — я очень люблю утренние спектакли, — и становится легче: ты видишь результат того, что делаешь. В театре мы все работаем, чтобы в назначенный час поднимался занавес.
Досье «Культуры»: Софья Михайловна Апфельбаум — директор Российского академического молодежного театра (РАМТ), педагог, кандидат искусствоведения, лауреат в номинации «Лучший директор» театральных премий «МК» и «Звезда театрала» и Международной премии Станиславского в номинации «Организация театрального дела».
Фотографии предоставлены РАМТ.