20.06.2023
Проект рассказывает о том, насколько важным в эпоху конструктивизма стало слово. Вторая выставка молодого Центра «Зотов» (отреставрированный памятник конструктивизма открыли для зрителей в прошлом году) получилась тотальной — в духе избранной темы. Проект «Логос: голос конструктивизма», включающий в себя более 350 экспонатов, рассказывает о том, как в 1920-е слово проникло во все сферы — от живописи до кино — и как при этом само изменилось, «зазвучало», приобрело новые качества. Все это происходило на фоне расцвета конструктивизма: утопической мечты о создании нового человека, а вместе с ним — нового быта, нового искусства, а также нового общественного строя.
Что из этого получилось, хорошо известно: в этом состоит преимущество потомков — можно оглянуться назад и подвести итоги. Но не менее интересно следить за процессом становления, и огромная выставка в «Зотове» (кураторы — историк архитектуры Полина Стрельцова, архитектор Анна Замрий, кандидат искусствоведения Екатерина Лаврентьева, культуролог Константин Дудаков-Кашуро) дарит нам эту возможность. Она доказывает, что художники 1920-х были настоящими визионерами. Еще толком не была сформулирована гипотеза Сепира-Уорфа о тотальности языка, определяющего сознание, а Родченко, Маяковский, Эль Лисицкий уже включились в борьбу за новый дискурс. Рубленые, хлесткие, отрывистые фразы, напоминающие уличные лозунги, кардинально отличались от плавной дореволюционной речи с ее старомодными оборотами. Эта новизна опьяняла самих художников: они чувствовали себя демиургами, творцами социалистического человека, и создавали для него особенную среду — от предметной до культурной.
Маяковский в статье «Расширение словесной базы» утверждал: «Поэзия перестала быть только тем, что видимо глазами. Революция дала слышимое слово, слышимую поэзию». Это можно понимать буквально: поэтические чтения шагнули за рамки салонов (что, впрочем, случилось еще до революции — можно вспомнить скандальные выступления самого Маяковского); поэзия зазвучала на «безъязыкой улице», ее несли в массы агитпоезда, мчавшиеся по стране. Но можно трактовать и шире: слово, даже буква, перестало нести чисто служебную функцию, стало видимо, заметно. Примеры тому — книги, оформленные Александром Родченко, Эль Лисицким, Михаилом Ларионовым, Наталией Гончаровой, Ольгой Розановой. Авторы играли не только с дизайном — могли, например, прилепить на страницу пуговицу как деталь вещного, реального мира, — но и со шрифтами. И вообще, как пишут создатели выставки, они «встряхнули» рамку с набором: никогда прежде на страницах не царило такой анархии — которая, правда, подчинялась строгим конструктивным решениям. Примеры изданий тех лет в изобилии представлены на выставке.
Вообще художники сделали то, что их современники-ученые, вроде Виктора Шкловского, назвали «отстранением». То есть помогли взглянуть на привычные вещи с нового ракурса. Слово, например, больше не воспринималось лишь как проводник смысла: внимание привлекала его формальная сторона — визуальная или фонетическая. Отсюда, скажем, звукопись у символистов или знаменитые стихотворения «лесенкой» у Маяковского. А также — расцвет лингвистики, изучавшей слово с новой стороны — в частности, работы тех же формалистов во главе с Романом Якобсоном. Кстати, именно их идеи во многом определили философию XX века: из «шинели» формалистов вышел, например, известный философ Ролан Барт. Среди его работ есть статья об «эффекте реальности»: лишних деталях, которые на самом деле нужны, чтобы создать в тексте иллюзию правдоподобия — связать выдуманный мир с действительностью. Подобный эффект любили и художники 20-х, опередившие Барта на десятилетия. Например, они вводили в свои картины буквы — как бы смешивая два разных мира. Так, в натюрморте Ивана Пуни буквы из слова «Бани» соседствуют с кувшином и щеткой.
А порой буквы, напротив, выплескивались на площади — при украшении городов к социалистическим праздникам. Денег на новую архитектуру не хватало, поэтому обходились менее затратными, но все же эффектными конструкциями: трибунами, сооружениями в виде серпа и молота. Все это делали большие художники, — от Натана Альтмана до Льва Руднева, — обильно украшавшие творения лозунгами. На выставке есть много фотодоказательств: например, снимки особняка Матильды Кшесинской, задекорированного изображениями красноармейцев и надписью «Крепи оборону СССР».
Экспозиция четко показывает, что не только художники, но и власти хорошо понимали силу слова. Например, в начале 1920-х большевики запустили кампанию «латинизации» языков народов, не имевших письменности или использовавших арабский алфавит. Поначалу Советский Союз еще мыслил себя флагманом мировой революции и собирался превратить весь мир в социалистический рай. Власти полагали, что благодаря латинице языкам народов СССР будет проще влиться в строй европейских языков. Позже, в середине 1930-х, концепция изменилась, страна замкнулась, и начался обратный процесс: всю национальную письменность перевели на кириллицу. Жертвой борьбы языков пали и конструктивисты: их дискурс был отменен на самом верху. Так была поставлена точка в невиданном художественном и социальном эксперименте.
Выставка работает до 6 августа.
Фото: предоставлены пресс-службой Центра «Зотов»
Источник