24.05.2023
Проект представляет диалог поэта и художника, посвященный знаменитому городу каналов.
В пространстве AZ Art на Маросейке последнюю неделю работает выставка «Венецианские строфы Иосифа Бродского в гравюрах Владимира Наседкина». Развернутая в старинных кирпичных палатах, она словно переносит зрителя под своды палаццо, а небольшие абстрактные гравюры Наседкина, с их чередованием линий и пустоты, вызывают в памяти плеск волн, накатывающих на стены каналов.
Венеция стала особым городом в жизни Бродского: он грезил ею в родном Петербурге, когда шансы увидеть средневековые улицы были равны нулю. Покинувший Советский Союз, поэт на первые заработанные деньги устремился в город мечты — и остался очарованным им до конца своих дней. Сюда он не раз приезжал на Рождество — и окунался в особую зимнюю атмосферу Венеции, когда улицы и каналы обволакивает туман, плотный, как молоко. Этот город, который «выглядит как толчея фарфора и битого хрусталя», вдохновил его на создание знаменитых «Венецианских строф». Чужак и эмигрант, слишком поздно побывавший в жемчужине Адриатики, он все же сумел вписать свое имя в ее историю. Здесь же, на кладбище Сан-Микеле, Бродский нашел свой последний приют, и где-то рядом «глубоким сном спит гражданин Перми» — великий импресарио Сергей Дягилев.
Известный художник Владимир Наседкин создал иллюстрации, отсылающие к стихотворениям Бродского: всего 16 гравюр — по одной к каждой строфе. Получилась настоящая Livre d’artiste — книга художника, которую Наседкин впервые представил на Венецианской биеннале в 2011 году (куратором экспозиции был Александр Пономарев). Год спустя этот проект показали в Риме в Museo Petro Canonica in Villa Borghese (куратором была Алинда Сбраджа). А в начале 2023-го — в Северо-Кавказском филиале ГМИИ имени А.С. Пушкина (ГЦСИ Владикавказ). На московской выставке представлено редкое издание (всего было выпущено 50 экземпляров) из коллекции основателя и генерального директора Музея AZ Наталии Опалевой.
— Это не классические иллюстрации к стихотворениям, — рассказал художник «Культуре». — Вообще поэзию сложно иллюстрировать, поскольку она предполагает безобразное восприятие. Конечно, зрительный образ в итоге может возникнуть, но мне хотелось, чтобы зритель домысливал сам и тоже становился творцом. Поэтому в моих работах присутствуют только эстетические намеки — фрагменты лагуны или луны, а сам образ всегда расплывчат. Только фрагменты действительности, только микромир, чтобы через него рассказать о макромире. Для выставки я взял эпиграф из «Венецианских строф» Бродского: «Площадь пустынна, набережные безлюдны». Потому что пустоты в моих работах тоже имеют важное значение.
Нынешняя экспозиция не воспроизводит досконально венецианский показ. Помимо «Венецианских строф», здесь представлена галерея женских образов — созданных художником еще в 1986 году и не отсылающих прямо к спутницам жизни Бродского. Скорее, это собирательный образ музы поэта. Кроме того, есть полотно, написанное специально к выставке, а также небольшие гравюры — с фрагментами пейзажа или моря. Тонкая графика линий, их ритм вдруг вызывают в памяти строки Бродского: «Как прутьями по ограде / школьники на бегу, утренние лучи / перебирают колонны, аркады, пряди / водорослей, кирпичи».
Впрочем, отсылка к Венецианской биеннале все-таки присутствует: в Италии гравюры Наседкина демонстрировали в библиотеке Ca Foskari, поэтому пространство AZ Art тоже сделали вполне «библиотечным» — с томиками Бродского. Но при этом обозначили диалог, возникающий между поэтом и художником: по соседству с книгами примостился гравировальный стол, на котором разложены карандаши, рисунки, инструменты. А еще есть гигантская лупа, и, заглянув в нее, можно увидеть, как оживает небольшой кусочек дерева, на котором художник вырезает изображение. И вдруг отчетливо понимаешь, что создание ксилографии — тонкая кропотливая работа, требующая филигранного мастерства и, конечно, терпения.
— Я могу взяться за вещь, над которой буду работать год, два, три, — объяснил «Культуре» Владимир Наседкин. — Или за один день напишу картину. Главное — реализовать образ, который у меня возник. А уж хватит ли на это сил, не умру ли над ним — об этом никогда не думаю. Когда смотрю в лупу, забываю о том, что это доска и что я режу гравюру. Словно превращаюсь в скульптора, вырезающего новую работу — ведь под лупой все многократно увеличивается. Это настоящая мистика: ты теряешь власть над собой, забываешь, кто ты и где находишься. И в эти мгновения уносишься в какой-то космос.
Фотографии предоставлены Музеем AZ.