04.05.2023
Экспозиция в московском театре «Мастерская П.Н. Фоменко» открывает новые грани творчества выдающегося художника.
Наследие художника Александра Лабаса во многом стоит особняком. Александр Аркадьевич не был аскетом и фанатиком, вроде Павла Филонова, упрямо развивавшего свою эстетическую систему и собиравшего вокруг себя единомышленников. Не был и хулиганистым авантюристом, вроде Михаила Ларионова, влепившего обывателю звонкую пощечину. Свою революцию в искусстве он вершил спокойно, без особой шумихи — выбирая единственно верный путь. И в итоге сумел найти особую, свойственную только ему интонацию. Многие отмечают, что Лабас любил большие скорости, самолеты, верил, как и футуристы, в красоту и мощь машин. Он и сам признавался, что даже авиакатастрофа, в которой счастливо уцелел, не отбила желание вновь и вновь подниматься ввысь. Мастер заворожено наблюдал, как технические новинки меняли повседневную жизнь, и искал искусство, способное это отразить: «Ни в какой академии, ни в какой школе не учили художника, как надо писать эти чувства и ощущения преодоления пространства с большой скоростью, какими красками писать, как ими управлять. Меня это увлекло, и я искал способы, как это выразить».
А еще Лабас, певец стремительных скоростей, писал портреты — не на продажу, для себя, и тем ценнее этот почти неизвестный пласт, приоткрытый наследниками художника. Фонд Александра Лабаса и Раисы Идельсон, основанный невесткой мастера, Раймондой Лабас (ей принадлежит идея выставки «Александр Лабас. Неизвестный портреты») и его внучкой Алисой Лабас, представил проект, включающий в себя более 80 портретов, причем, многие публике раньше не показывали. Выставка знакомит не только с творчеством Лабаса-портретиста, но и очерчивает его круг общения. Зимний сад Новой сцены театра «Мастерская П.Н. Фоменко» оказался заполнен героями культурной сцены Москвы середины XX века — теми, кто принадлежал к интеллигенции: переводчиками, врачами, художественными декламаторами… Для организаторов (кураторская группа — Алиса Лабас, Наиля Рустаева, Елизавета Линнайнмаа) выставка стала еще и исследованием: Александр Аркадьевич, как правило, скрупулезно подписывал портреты, однако не обо всех удалось что-то узнать.
— Мы показываем портрет Анны Мурик — он стоит на мольберте рядом с картиной «Москва», изображающей улицу Горького конца 1950-х — какой ее видели герои выставки, — рассказала «Культуре» Алиса Лабас. — Анна Мурик работала в издательстве «Иностранная литература» — например, переводила Марка Твена. Известно, что в 80-х с ней работал известный театровед и музыкальный критик Алексей Парин. Нам удалось связаться с ним, и благодаря ему уже после открытия выставки мы нашли родственников Анны Григорьевны. Они обещали дать информацию о ней и даже предоставить фотографии. Другой пример — архитектор Мурадов, как подписано у дедушки. Мы нашли одного Мурадова, работавшего в МАРХИ: по времени, в принципе, совпадает. Но человек, консультировавший нас, не подтвердил, что это тот самый архитектор. Сейчас мы пытаемся отыскать потомков, чтобы уточнить у них напрямую. Наконец, на выставке есть портрет Татьяны Юрьевой, известного ленинградского искусствоведа. Как выяснилось, она ушла совсем недавно, в 2021 году. Тоже хотелось бы пообщаться с потомками, узнать о ее жизни. Мы планируем издать каталог, а также написать статью с расширенными сведениями обо всех этих людях.
Портреты Лабаса не льстили моделям и вообще не ставили во главу угла внешнее сходство — это подтверждает, например, изображение великой Ирины Антоновой, бывшего директора Пушкинского музея. Правда, в ее облике угадывается твердость характера, а еще — внутренняя аристократичность. Художник ставил перед собой особые задачи — в том числе и чисто формальные, что вызывало у некоторых коллег непонимание. Как, например, у Аркадия Пластова, отношения с которым у Лабаса поначалу не складывались, хотя со временем улучшились. Александр Аркадьевич вспоминал: «Когда окончился прием моих работ к выставке, посвященной 30-летию МОСХ, я встретился с Пластовым в вестибюле нашего дома. Он мне сказал:
— Вот мы смотрели и принимали Ваши работы, почему Вы нарушаете пропорцию рук, фигуры в ваших портретах, не считаетесь с тем, что народу понятно, — это ведь выставка в Манеже, а Вы делаете такие выкрутасы.
Я ему ответил:
— Потому что мне так нужно было… Я ведь прошел очень хорошую академическую школу и великолепно знаю классические пропорции, а тем не менее, вот видите, нарушаю».
Сложные отношения — судя по некоторым обмолвкам — были и с художником Георгием Ряжским. Но, вероятно, со временем потеплели — поскольку один из портретов — а именно «Мужской портрет с трубкой» — по мнению кураторов, изображает именно Ряжского. Наиля Рустаева рассказала журналистам:
— Известно, что Георгий Ряжский курил трубку — и даже есть фотография, где запечатлен Ряжский с трубкой. Поначалу мы сомневались и думали поставить знак вопроса, однако ректор МАРХИ Дмитрий Швидковский съездил в Академию художеств, пообщался с академиками, и те уверили его, что это все-таки Ряжский. У Георгия Георгиевича была дочь — крупный физик-ядерщик — которая, к сожалению, скончалась в 2021 году, но нам удалось найти друзей семьи: возможно, они помогут с окончательной атрибуцией. Вообще у Лабаса с Ряжским не могло быть особых пересечений, они состояли в конкурирующих объединениях: первый — в ОСТе (Обществе художников-станковистов. — Культура), второй — в АХРРе (Ассоциации художников революционной России. — Культура). Однако оба участвовали в выставке «Художники РСФСР за 15 лет» в 1932 году, а также в других групповых выставках.
Еще Наиля Рустаева отметила, что портреты можно условно разделить на «физиков» и «лириков» — в духе спора, будоражившего воображение современников Лабаса. К физикам относится, прежде всего, Альберт Эйнштейн — которого художник, конечно, не знал лично — зато искренне восхищался: «Тогда было много разговоров о теории относительности Эйнштейна, совершившей переворот в науке. Мы проявляли огромный интерес к этой теории, и если не все могли тогда понять, то все же ряд моментов я лично усвоил: пространство и время, искривленное пространство и т.д.»
К «физикам» относится и сын художника Юлий, ставший ученым: он опубликовал более двухсот работ по поведению и физиологии животных и биолюминесценции. Кстати, здесь же, на выставке, есть его детский портрет в «семейном» разделе. А также изображения других членов семьи — матери Юлия, второй жены Александра Лабаса Раисы Идельсон, внучки художника Алисы — совсем малышки, а также третьей жены мастера — Леони Нойман, немки по происхождению. С ней дружила ее соотечественница — красавица Гильда Ангарова, родившаяся в немецком городе Котбус, но в 1929-м вслед за мужем, профессором Ангаровым, переехавшая в СССР. Как рассказала журналистам Наиля Рустаева, Гильда работала в издательстве «Иностранная литература», переводила на немецкий Чехова и Достоевского, но главное — помогала Леони получить заказы на переводы. Потому что после объявления Лабаса формалистом и исключения из Союза художников семье пришлось нелегко. Александр Аркадьевич написал особенно теплый портрет Гильды, а ее дочь Нину изобразил в лучшей, по его мнению, обстановке — путешествующую самолетом.
За «лириков» на выставке отвечает портрет артиста Михаила Козакова, а также — акварельное изображение пианиста Ван Клиберна: культовой фигуры советской интеллигенции — кстати, сам Лабас, по воспоминаниям сына Юлия, обожал музыку. Другой герой — трагический — скрипач Наум Рейнгбальд, брат талантливой пианистки Берты Рейнгбальд, учившей Эмиля Гилельса. Наум родился в Одессе, однако последние годы жил в Москве — бродяжничал и играл прохожим на скрипке. Алиса Лабас рассказала «Культуре»:
— Мы начали собирать информацию, и оказалось, что Рейнгбальд часто бывал в гостях у Петра Митурича, соседа Лабаса по коммунальной квартире на Мясницкой, 21, в доме ВХУТЕМАСа. Я сама росла в этой квартире. В 1930-е Рейнгбальд иногда приходил к Митуричам, ночевал у них — ему ведь негде было жить — а потом надолго исчезал. Видимо, именно тогда с ним познакомился Александр Лабас и написал его.
Впрочем, на выставке до сих пор остаются лакуны. Ничего неизвестно о героях работ, подписанных «Портрет доктора Ховоща» и «Врач-психиатр Мария Тихоновна Белоусова»: не помогло даже обращение к врачебному сообществу. Другой пример — работа, скромно обозначенная «Портрет актрисы»:
— Он был написан в 1940-е, когда актрис было значительно меньше, чем сейчас. Мы пытались узнать, рассылали изображение актерам, преподавателям ГИТИСа, но пока ничего не выяснили, — рассказала «Культуре» Алиса Лабас.
Хочется верить, что удача все-таки окажется на стороне авторов выставки. И особую роль в этом сыграет волшебная сила театра, ведь, как отметила внучка художника, выставка не просто так проходит в «Мастерской П.Н. Фоменко»: «Ведь именно в театре оживают образы, созданные в литературных произведениях. И здесь же, в театре, оживают образы, запечатленные на художественных полотнах».
Выставка работает до 31 мая.
Фотографии предоставлены пресс-службой театра "Мастерская П.Н. Фоменко".