Театр

Новая «Иоланта» в Мариинке: опера в пастельных тонах

Александр МАТУСЕВИЧ, Санкт-Петербург

21.04.2023

Афиша Мариинского театра пополнилась «Иолантой» Чайковского: светлая философская сказка предстала в романтико-реалистическом театральном виде, порадовав качеством музыкального прочтения.

Весенней премьерой Мариинского театра стала «Иоланта» – последняя опера гения русской музыки, родившаяся на этой сцене 130 лет назад. «Иоланта» была в репертуаре театра все последние годы – с 2009 года на Исторической сцене шла постановка польского режиссера Мариуша Трелиньского и его команды: осовремененная, весьма минималистичная и во многом условная. Ею в 2013-м и открыли Новую сцену.

Новая «Иоланта» решена в совершенно ином ключе. Она продолжает линию последних сезонов на традиционную режиссуру, где постановщики скрупулезно следуют за либретто. Такими были недавние работы — «Орлеанская дева», «Лакме», «Итальянка в Алжире», «Набукко». К этой же эстетической линии относятся восстановленные недавно спектакли прежних десятилетий — «Дон Паскуале», «Отелло», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Любовь к трем апельсинам».

Авторы новой «Иоланты» те же, что и недавнего «Набукко»: режиссер Анна Шишкина, сценограф Петр Окунев, художник по видео Вадим Дуленко, художник по костюмам Антония Шестакова. Стиль постановки оказывается созвучным предыдущей постановке команды: живописно, ярко, строго по либретто, в костюмах эпохи (правда, не вполне той, что указана у Модеста Чайковского – вместо положенного XV века герои одеты скорее по моде последних Тюдоров). Позы и движения солистов величавы и картинны, поют они главным образом на авансцене.

Это не противоречит сути «Иоланты», в которой мало движения и внешней событийности: вся суть этой оперы заключена в пространных монологах-диалогах философского характера о сути мироздания. Элемент событийности режиссер попыталась внести, визуально проиллюстрировав мрачно-таинственную увертюру: под ее музыку рассказана словно преамбула всей истории – новорожденная принцесса теряет зрение в период какой-то грозной войны, жестокой осады, где огниво пожарищ негативно отражается на ее здоровье. В остальном в спектакле превалируют статика и концентрация на внутреннем мире героев – лучшее, что можно предложить в этой опере: когда ее стремятся оживить внешними эффектами, нередко выходит пародийно. Режиссер Шишкина пытается разрабатывать образы героев по психологическим лекалам Станиславского, придать им правдивость, лирическую интонацию, сердечность, искренность.

Идет этой несуетной опере и символизм. Прошлая постановка режиссера Трелиньского этим была скорее перегружена. У Шишкиной есть элементы метерлинковских аллюзий. Первый и неизбежный символ для этой оперы – это, конечно, свет. Его практически полное отсутствие в начале спектакля, когда происходящее на сцене едва различимо, а сад Иоланты выступает в виде черно-белого фотоизображения, очевидно сообщает публике об основной проблеме фабулы (художник по свету Вадим Бродский). Второй символический посыл – это аллюзии на рай, которые воплощены в обилии цветов в видеоконтенте спектакля. Такой посыл также уместен, он перекликается с идеями либретто, где о цветах речь идет неоднократно и в самых разных ситуациях: цветы для слепой принцессы собирают подруги, с ними сравнивает красавицу восхищенный Водемон, казус с алой и белой розами, наконец, приносит первое «прозрение» героев – Водемон осознает, что Иоланта слепа, а Иоланта – что у мира есть свойства, недоступные ее восприятию. Обилие и разнообразие расцветающих бутонов на заднике сцены, хорошо видимых сквозь стрельчатые готические арки, словно приглашает в лучший из миров.

Символизм новой мариинской «Иоланты» ненарочит, а «зашит» в спектакль ненавязчиво, и его надо суметь разглядеть, в противном случае можно считать только верхний слой постановки и решить, то она прямолинейна и декоративна. Для той публики, которая предпримет усилия на этом пути, смыслы новой работы, конечно, раскроются. Для той, что не потрудится, новая «Иоланта» останется просто красивым традиционным спектаклем – «слава богу, наконец-то, нормальным», как любит ворчать консервативная часть аудитории.

При всей декоративно-визуальной пышности и реалистичности постановки ее акценты смещены в музыкальную часть. За пультом маэстро Гергиев, который дирижировал этой оперой сотни раз, записывал ее в студии, давал в концертах (в том числе неоднократно и в Москве). Но звучит опера у него совершенно иначе, чем прежде: удивляет темповый план, в котором превалирует размеренность и философичность, любование звуком. Солистам наверняка непросто петь в таком режиме – без, как выражаются вокалисты, «хорошей дыхалки» тут ничего не получится, но все справляются, а некоторые даже блистательно. В итоге – публика почти медитирует, наслаждаясь щемящим лиризмом музыки Чайковского.

Удивляет пастельность палитры: совсем нет «вагнеровского» громыхания, увлечения децибелами, жирным и пафосным звуком, что так присуще русской вокальной школе. Все подано мягко, лирично, на полутонах, нежно, без победных фанфар даже в ликующем финале. Это не означает, что интерпретация лишена энергетики, нерва, но она — в первую очередь глубоко человечна и словно обращена лично к тебе.

Вокальный состав премьерного спектакля подобран со знанием дела – все артисты идеально подходят по голосовым, актерским и внешним данным для своих героев. Трогательная красавица Наталья Павлова – нежная и царственная Иоланта, Станислав Трофимов с мощным и теплым, «отеческим» басом – властный, но страдающий за дочь Король Рене, уверенный и обстоятельный, с железобетонно стабильным тенором Сергей Скороходов – мужественный и открытый Водемон, баритон-премьер Владислав Сулимский – вечно красующийся жуир Роберт, блистательно исполнивший сложнейший философский монолог «Два мира» Эдем Умеров – мудрый врач-волшебник Эбн-Хакиа. С точки зрения постановки новая «Иоланта», безусловно, понравится не всем: но ее музыкальные достоинства неоспоримы.

Фотографии: Наташа Разина и Александр Нефф/предоставлены Мариинским театром.

Источник