13.09.2022
Известный художник-неоакадемист представил новые аранжировки классики в проекте «Увертюра. Гармония над хаосом». Весь XX век категории эстетического приходилось несладко. Ее шпыняли философы и художники, объявляли персоной нон-грата критики. Музейные залы отдавали под экспонаты, главным достоинством которых была не красота, а некая декларация, message. И это устраивало многих — кроме ленинградских «строгих юношей» 1980—1990-х: богемных, пестрых и бесшабашных, вращавшихся вокруг Тимура Новикова и основанной им Новой академии изящных искусств. Некоторые сравнивают их с представителями русского авангарда, точнее, с самой громкой и крикливой частью — от Ларионова до Бурлюка. Выходцы из «Сайгона» и ленинградского андерграунда и правда выглядели яркими птицами на фоне серой действительности. Их шумные эскапады — выставки, концерты — поражали не только маститых художников, но и представителей неофициального искусства. Они были слишком свободными — порой даже в ущерб себе. Могли открыть банку супа «Кэмпбелл», подписанную для них Энди Уорхолом, и в два присеста опустошить. Об этом с ужасом и восхищением вспоминала Джоанна Стингрей, тащившая из Америки драгоценный груз для русских друзей. Неоакадемисты занимались искусством не ради денег, а ради самого искусства. И сохранившиеся фото и видео — а их осталось много, несмотря на хаос и безумие, — убеждают: жизнь была нищей, зато веселой.
Впрочем, художники-неоакадемисты вошли в историю не только дионисийскими буйствами. Напротив, их симпатии оказались на стороне Аполлона — если воспользоваться любимой дихотомией Ницше. Гармония, красота и порядок противостоят хаосу и вселенскому смешению — так можно сформулировать их девиз. Они отрицали современное искусство, забывшее о красоте, и предлагали обратиться к истокам. Например, к античности — с его понятием калокагатии: единства внутренней и внешней красоты. Культ тела — еще один элемент их картины мира. Недаром они были пионерами рейв-вечеринок (можно вспомнить масштабную Gagarin Party в 1991-м): между танцем и совершенным телом — самая прямая связь. Так что увлечения неоакадемистов, несмотря на любовь к классике, отнюдь не были нафталиновыми.
И, конечно, такие художники могли появиться только в Петербурге — с его строгими проспектами, пышными колоннами и декадентской увядающей красотой. В 1980—1990-е окно в Европу еще оставалось открытым, но рамы уже покосились и краска осыпалась. Осень европейской культуры очаровала неоакадемистов, и они решили подхватить знамя, когда-то выпавшее из рук самих европейцев.
Егор Остров — один из ярких художников круга Новой академии изящных искусств. Тимур Новиков писал о нем: «С самого начала своей творческой карьеры он стремился совмещать академические представления о красоте с элементами компьютерного искусства. Первые серии его работ были выполнены в растровой технологии. Это были картины на мифологические сюжеты, изображавшие юношей и девушек на фоне античных пейзажей, отражающие интерес художника классическому наследию».
На камерной московской выставке «Увертюра. Гармония над хаосом» в галерее «Е.К.АртБюро» можно увидеть 12 работ Острова, выполненных в его фирменной растровой технике. Ангелы, музицирующие на арфах и лютнях, отсылают к образам Ренессанса — интерференция традиции и современности. Любопытно, что в 90-е, в эпоху господства contemporary art, увлечение классикой выглядело маргинальным жестом. А еще — панковским: поэтому сравнение с русским авангардом кажется уместным (хотя Ларионов сотоварищи мечтали победить старое искусство, а неоакадемисты наоборот — надеялись в нем спастись). Тема музыки снова напоминает о дихотомии, прославленной Ницше: философ вроде бы находил в мелодии и дионисийскую стихийность, и аполлоническую строгость. Однако в работах Егора Острова однозначно царят гармония и стройность — это музыка небесных сфер.
«Культура» пообщалась с Егором Островым.
— Нынешний проект — увертюра к вашей ретроспективной выставке, которая скоро откроется в Москве?
— Да, проект «re:Renaissance» должен начать работу 26 октября 2022 года в залах РОСИЗО. В отличие от гуманистического искусства эпохи Возрождения модернизм являет собой искусство трансгуманистическое. Модернистский проект вреден для человечества. И будущая выставка ставит вопрос: доколе мы будем находиться в рамках модернистского проекта, переделывая его в постмодернизм, метамодернизм и какой угодно модернизм. Не пора ли сойти с этих рельсов и вернуться к истокам — традиционным духовно-нравственным ценностям.
— Вы начинали работать в совсем другое время, в 90-е — в годы беспредельной свободы и экономической нестабильности. Однако та эпоха ушла. Ваши взгляды изменились?
— Я бы сказал так: 30 лет мы были в андеграунде. А сейчас политики заговорили словами Тимура Новикова. Мы три десятилетия отстаивали эти самые традиционные ценности, но были подавлены модернизмом, оккупировавшим всю территорию. Сейчас культурная оккупация немного схлынула, и есть шанс, что прорастет что-то новое, красивое. Красота гуманистична: красивые идеальные образы возвышают, заставляют человека поверить в человека, полюбить человека. В этом и состоит гуманизм. А модернистское искусство разделяет, вселяет ужас, страх и в этом его трансгуманистическая сущность.
— Как за эти годы изменилась ваша техника?
— Ремесло для меня очень важно. Я разрабатываю разные направления, которые позволяют точнее передать определенные визуальные эффекты. Но, по сути, действую в рамках канона: это образы старых мастеров, переведенные на язык современности. Просто продолжаю традицию, которую надо продолжать. Потому что если это не делать, все поглотит хаос.
— Вы общаетесь с кем-то из коллег по Новой академии изящных искусств?
— В последнее время нет, жизнь нас разбросала.
— Какое влияние неоакадемизм оказал на современное искусство?
— Мне кажется, академизм — вечное явление: он поддерживает духовные устремления определенной части человечества, не желающей деградировать. Этот источник, который питает и вдохновляет тех, кого еще называют неоплатониками.
Выставка работает до 13 ноября.
Фото Григорий Галантный/предоставлено галереей Е.К.АртБюро
Источник