24.02.2021
23 февраля исполнилось 200 лет со дня рождения Алексея Михайловича Жемчужникова — поэта, одного из «отцов» Козьмы Пруткова.
Поэтом Алексей Михайлович был невеликим, а вот его роль в создании самой знаменитой русской литературной маски велика. 8 января 1851 года в Александринском театре состоялась премьера водевиля «Фантазия», написанного камер-юнкерами, двоюродными братьями Алексеем Жемчужниковым и Алексеем Толстым. Позже «Фантазия» войдет в канонический свод произведений Пруткова.
Жемчужникову было 30 лет, Алексею Толстому — 33 года, и они были не слишком молоды даже по меркам нашего времени, когда позже взрослеют. Жемчужников служил в Государственной канцелярии, Толстой во II отделении Собственной Его императорского Величества Канцелярии, занимавшемся упорядочиванием законодательства. Оба имели почетные, но невысокие придворные чины. Толстому через несколько месяцев после премьеры «Фантазии» пожалуют более высокое звание церемониймейстера — при дворе его любили. Друзья были талантливы, знатны, богаты, имели много свободного времени и развлекались как могли. Позже Жемчужников говорил об этом так:
— …Мы — я и Алексей Константинович Толстой — были тогда молоды и непристойно проказливы. Жили вместе и каждый день сочиняли по какой-нибудь глупости в стихах.
Козьмой Прутковым звали крепостного человека Жемчужникова, его камердинера. Когда к литературному Пруткову пришла слава, камердинер, человек немолодой, положительный и серьезный, сильно обиделся на господина. Литературная маска родилась из жесткого троллинга: братья-разбойники написали пародию на типичный водевиль своего времени и отдали его в цензуру. Цензуру пьеса прошла, была принята к постановке и увидела сцену в бенефис известного актера. У Николая I вкус оказался лучше, чем у цензора и театра, и он ушел в середине действия, сказав:
— Много я видел на своем веку глупостей, но такой еще никогда не видал.
Это удачно совпало с репликой одного из героев:
— Говорю вам, подберите фалды! Он зол до чрезвычайности!
Пьесу ошикали, зато аплодировали артисту Мартынову. В «Посмертном объяснении комедии «Фантазия» Козьма Прутков писал, что, оставшись один на сцене, Мартынов попросил из кресел афишу, чтоб узнать, как он говорил, «кому в голову могла прийти фантазия сочинить такую глупую пьесу». Публика не догадалась, что это часть пьесы и авторы над ней издеваются.
На следующий день «Фантазию» запретили. Соавторы выставили в дураках цензуру, театр, зрителей и самого императора. Такое могли себе позволить немногие, и Жемчужников с Толстым (позже к ним присоединятся братья Алексея — Александр и Владимир) к этим избранным относились. По богатству, знатности и семейным связям они принадлежали к самому верхнему слою империи. Алексей Толстой в детстве играл с цесаревичем Александром, будущим Александром II, и, не на шутку разойдясь, боролся с отличавшимся крепким телосложением Николаем I. Запыхавшийся император удивлялся: «Он действительно силен, этот мальчишка!»
Что позволено Юпитеру, не позволено быку: этот литературный розыгрыш был почти семейным делом.
В 1853-м в журнале «Современник» начали публиковаться басни Пруткова — поначалу без указания авторства, затем под его именем. Позже у автора появилась биография. В ночь с 10 на 11 апреля 1823-го, после попойки, молодой гусарский офицер Прутков «…едва прилегши на койку, увидел перед собой голого бригадного генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повлек его молча по каким-то длинным и темным коридорам, на вершину высокой и остроконечной горы, и там стал вынимать перед ним из древнего склепа разные драгоценные материи, показывая их ему одну за другою и даже прикидывая некоторые из них к его продрогшему телу. Прутков ожидал с недоумением и страхом развязки этого непонятного события; но вдруг от прикосновения к нему самой дорогой из этих материй он ощутил во всем теле сильный электрический удар».
После этого Козьма Прутков перешел в гражданскую службу, где сделал отличную карьеру.
В этом безобидном, на первый взгляд, пассаже, заключена скрытая каверза, понятная тому, кто помнит Евангелие от Матфея:
— Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.
Богохульства тут нет, зато зашкаливает абсурд: фигура тупого служаки и бездарного поэта Пруткова вырастает до фантастических размеров. В известном смысле Козьма и в самом деле стал «князем мира сего», олицетворением своей эпохи, хотя соавторы, возможно, этого и не понимали. Толстой и братья Жемчужниковы были воплощением другой, дворянской России, когда императорскую власть ограничивали вольный гвардейский дух, а еще завершившая жизнь Петра III табакерка и покончивший с Павлом I офицерский шарф. Европейски образованные, независимые, не умеющие унижаться, они были по-настоящему свободными людьми. Век этой аристократической свободы был недолог: большая часть огромных магнатских состояний рухнула при жизни одного-двух поколений. Пройдет время, и Афанасий Фет, тонкий лирический поэт и рачительный хозяин, наживший большие деньги терпением и горбом, будет поражаться тому, в какие руины Толстой ухитрился превратить свое огромное имение.
А дослужившийся до равного генерал-майорскому чину действительного статского советника, не мытьем, так катаньем вышедший в большие начальники Козьма Прутков воплощал в себе Россию, которую выстроил Николай I. Прутков — плоть от плоти чиновничьей империи, где главными стали субординация, исполнительность и — предвосхищая далекое советское будущее — умение колебаться вместе с линией партии. В период больших перемен Прутков растерялся, «он стал роптать, повсюду крича о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех так называемых вопросов!». Однако потом, когда неизбежность реформ сделалась несомненною, он сам старался отличиться преобразовательными проектами».
У страны прутковых были немалые достоинства. Никто не мог отменить крепостное право в дворянской империи. Всемогущая, казалось бы, Екатерина Великая говаривала, что секрет ее правления состоял в том, что она угадывала желания подданных (то есть дворян) и делала то, чего они хотели. Быть разоренными в их желания явно не входило. А в чиновничьем государстве, одушевленные винтики и приводные ремни которого кормились на царской службе, крестьянская реформа стала возможна. Платой за это стала гибель аристократической культуры. Много позже ее оплачет родовитый и бедный как церковная мышь дворянин Бунин, которому постаревший Жемчужников рассказывал об их с Толстым литературных шалостях.
В 1851—1853-м, когда Козьма Прутков появился на свет, взрослым человеком и маститым поэтом, в вицмундире и при ордене, до всего этого было далеко. Друзей переполняли талант, молодость и жажда жизни. Толстому предстояло стать классиком, Алексея Жемчужникова ждало скромное место в истории русской поэзии. Обессмертили Алексея Михайловича произведения, вышедшие под именем его открещивавшегося от такой чести камердинера. И, в частности, актуальные во все русские времена афоризмы.
— …Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим.
— …Что имеем — не храним; потерявши — плачем.
— …Если хочешь быть счастливым, будь им.
— …Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.
— …Не всё стриги, что растет…
И, наконец, краткое, но достойное быть высеченным в мраморе изречение:
— Бди!