01.02.2022
В кинотеатрах — ретро-детектив австрийца Штефана Рузовицки: ревизионистский продукт, обвиняющий Российскую империю в нацистских зверствах.
При словах «австрийский кинематограф» первым делом вспоминаешь не наших нашумевших современников (Ханеке, Главоггера, Зайдля), а мощных, стартовавших до Второй мировой стариков — Уайлдера, Премингера, Циннемана и Пабста. Трое из них, будучи евреями, не имеющими шансов реализоваться в «новом» Старом Свете, благоразумно эмигрировали и состоялись в Голливуде. Пабст застрял и даже поработал в нацистском логове, но при разборе выходящего в прокат свежеиспеченного австрийского «Хинтерленда» нам пригодится именно его эстетическая программа.
Георг-Вильгельм Пабст начинал в экспрессионистском ключе, но уже в связи с выходом своего легендарного «Безрадостного переулка» 1925 года дельно сформулировал: «Нужна ли романтическая трактовка событий? Реальная действительность сама по себе достаточно романтична или достаточно ужасна». Эта установка невдомек постановщику «Хинтерленда» Штефану Рузовицки, который прямо называет свою работу «цифровой версией «Кабинета доктора Калигари» и гордится тем, что улицы его Вены образца 1920-го сделаны с помощью компьютерных технологий: прямые линии нарочито изломаны, геометрические формы деформированы, пропорции искажены. Пресловутая романтическая трактовка событий в стиле «Штефан пугает, а нам не страшно».
«Сейчас многие фильмы используют визуальные эффекты. Но обычно они нужны для того, чтобы замаскировать в кадре что-то искусственное, — рассуждает Рузовицки. – Мы же хотели показать, что они интересны не только тем, кто снимает что-то о супергероях. Визуальные эффекты в нашем кино – не просто технология, а совершенно новая эстетическая концепция». «Хинтерленд» снимался, как водится в таких случаях, на синем фоне, который потом в продолжении целого года с небольшим заменяли прихотливым предметно-вещественным фоном. Лишь в финале, когда после драматичных перипетий сюжета главный герой вновь обретает утраченную было в начале Первой мировой семью, нас переносят в естественную обстановку пригорода, где домики как домики, а сараи как сараи, и вдобавок ручная камера легким подрагиванием сигналит о гуманизме, человеческом измерении и преодолении экспрессионистского морока.
Претенциозный фильм невероятно важен в качестве социально-политического симптома: сигналит о том, что в некоторых странах из темных глубин поднимаются реваншистские настроения. Итак, Петер Перг (ради политкорректности его сыграл этнический турок Муратан Муслу) — прежде ведущий сыщик города Вены, исповедовал чувства патриотизма в отношении Австро-Венгрии и императора. Героический доброволец Перг отправился на фронт, оставив в Вене жену с малолетней дочерью, и попал в плен, где провел два года, ничего не зная ни о семье, ни о развитии военно-политической ситуации. Самое важное в картине «Хинтерленд» то, что Перг со товарищи был пленен русскими. А русский концлагерь оказался сущим Адом.
По словам Петера Перга, «в лагере для военнопленных за попытку побега всегда предусматривалось максимальное наказание:
— шпицрутены,
— плетка девятихвостая кошка,
— крысиная нора,
— ледяная прорубь,
а в конце концов презрение своих же товарищей, ибо если о попытке побега не сообщали сами заключенные, то расстреливали каждого десятого в лагере. Децимация! Нас осталось всего 50 тысяч из 240, которые были в начале. Дизентерия, тиф, голод, холод, да и просто расстрелы…»
В этом месте неприятный коллега Перга по Венской криминальной полиции Виктор Реннер (Марк Лимпах) понимающе усмехается: «Русские!», ну что, дескать, взять со зверей! Перг толерантно поправляет товарища: русские ничем не хуже англичан, французов или самих австрийцев… Однако же кинофильма о последствиях соответствующих зверств славные австрийские кинематографисты почему-то не состряпали, не так ли? Зато изобретательно придумали, тщательно выполнили, а теперь предлагают миру и самой России фирменные, коллекционные зверства именно русского происхождения.
«Их так пытали, что тот, кто их предал, потерял рассудок. Поверь мне, Виктор, ты еще ничего подобного не видел!» — рассказывает Перг про девятнадцать человек, замысливших побег, и про того одного, кто рассказал о замысле, дабы предотвратить децимацию. Вероятно, в надежде, что с девятнадцатью товарищами русские обойдутся великодушно, по-человечески… Но нет: «Их так пытали, так пытали!» Теперь это войдет в анналы.
Осведомленный историк Анатолий Уткин когда-то поразил меня доказательной цифирью: оказывается, в годы Первой мировой российская армия частенько получала по зубам от аутентичных немцев, но зато австрийцев методично стирала в порошок с первого и до последнего дня войны, без вариантов. Австрийцы, кажется, не забыли и, едва «стало можно», принялись своеобразным образом мстить.
Особенно любопытна в этом смысле детективная интрига. Бывшие военнослужащие, убитые в послевоенной Вене, замучены по тем самым рецептам, которые разработали эти ужасные русские. Вплоть до голодной крысиной стаи, в клетку к которой были помещены ноги подвешенной на крюк очередной жертвы. А вы не знали?! У русских испокон веков так было принято! И кто же теперь станет сомневаться? Штефан Рузовицки приладил к забористо придуманной страшилке романтическую, «постэкспрессионистскую» трактовку событий, и теперь хотя бы синефилы должны, на сознательном уровне отслеживая меру соответствия визуального решения «Хинтерленда» изобразительной стратегии «Калигари» и «Голема», бессознательно впитывать тухлую реваншистскую «правду жизни»: концлагеря в их предельно бесчеловечном варианте еще до Гитлера, Геббельса и Розенберга выдумали русские. Именно они выпустили в мир самые изощренные, разошедшиеся хорошими тиражами пыточные технологии.
В надуманной технологии повествования обнаруживается эстетическая ущербность европейской манеры в сравнении с американской. Как ни ругай голливудских драмоделов, они демократично сориентированы, умеют вывести частный случай на уровень мифа, человеческой универсалии. В «Хинтерленде» формально взяты напрокат многие традиционные составляющие: сильный сыщик; его коварный сослуживец-карьерист; не в меру податливая и доверчивая супруга; расположившиеся по разные стороны баррикад родные братья, и младшенький беззаветно влюблен в проблемного, но авторитетного старшего. Эксплуатируется даже беспроигрышная тема убийственного перебора членов некоей тайной организации с постепенным приближением неизвестного до поры карателя к протагонисту… И все впустую, все без толку: мертвая история, мертвая эстетика, неприятная идеологическая подкладка.
Российские прокатчики были вынуждены присовокупить к непонятному для массового зрителя термину — вынесенному в название «Хинтерленд» (дословно: «Внутренняя страна», «Глубокий тыл») — слоган «Город грехов», которого нет в оригинале и который призван, видимо, навеять зрителю сладкие грезы о соответствующем успешном американском продукте. Кстати, этим навязчивым жестом наши изящно, хотя вряд ли осознанно перевели стрелку со здоровой головы на больную.
«Хинтерленд: Город грехов». Австрия, Люксембург, 2021
Режиссер Штефан Рузовицки
В ролях: Муратан Муслу, Маттиас Швайгхёфер, Макс фон дер Грёбен, Лив Лиза Фрис, Марк Лимпах, Маргарете Тизель, Аарон Фриш
18+
В прокате с 3 февраля