09.02.2024
Народный артист России Александр Коршунов — представитель одной из самых знаменитых и старейших театральных династий, отмечает 70-летие. Накануне «Культура» расспросила юбиляра об истории семьи и жизни театра «Сфера», главным режиссером которого он служит.
Театральная история семьи Судаковых-Еланских-Коршуновых насчитывает без малого 110 лет. Александр Коршунов сегодня — глава клана, а его внучка Катя, студентка театрального училища имени Михаила Щепкина, представит уже пятое поколение театрального рода. Профессиональная жизнь Александра Викторовича связана с тремя театрами: по окончании Школы-студии МХАТ был актером в Новом драматическом театре, созданном Виктором Монюковым на основе выпускного курса, где учился Александр. Со «Сферой» не расстается с момента ее рождения в 1981 году, с 2014-го он главный режиссер театра. С 1984-го — актер и режиссер Малого театра, где сыграл немало ролей и поставил ряд спектаклей.
— Ваша семья продолжает старинную традицию русского актерства, когда служение театру становилось делом потомственным. Как складывалась династия?
— Думаю, если естественно складывается какая-то династия — это хорошо, красивая история. Наша династия Судаковых-Еланских-Коршуновых — история живая, ее сюжетные повороты возникали естественным образом: дети и внуки продолжали дело отцов-матерей, дедушек-бабушек, новое поколение подхватывало эстафету старших. Существовала особая семейная атмосфера — душевная, творческая, человеческая. Хотя детям никогда не говорили: «Ты обязательно должен стать артистом» — и поощряли разные интересы. Но жизнь родителей всегда была так тесно связана с театром, что и дети им увлекались. Династия, традиция, преемственность — тут есть какая-то ассоциация с домашним садом, который растят и лелеют для своих потомков.
Началась театральная родословная с дедушки и бабушки — Ильи Судакова и Клавдии Еланской. Они — выпускники Второй студии Художественного театра, ученики Станиславского и Немировича-Данченко, из того поколения, которое вошло в труппу в начале 20-х годов. Клавдия Николаевна Еланская — великая актриса, ее судьба и роли — золотая страница истории не только МХАТа, но и всей российской культуры. Илья Яковлевич Судаков — потрясающий режиссер, личность, на мой взгляд, отчасти недооцененная. Их дочь Екатерина Еланская поступила в Школу-студию МХАТ, ее однокурсником оказался Виктор Коршунов. В их семье я появился на свет. Мама недолго служила актрисой, ее захватила режиссура, а потом идея театра-сферы. Папа всю жизнь посвятил Малому театру, стал одной из его легенд — народный артист СССР, известный педагог, многолетний генеральный директор.
— Люди театра часто вспоминают голос Виктора Ивановича — звучный, колдовской — его знала вся страна.
— Да, у многих и сегодня в памяти удивительный и запоминающийся голос отца, он часто звучал в кино, по телевидению и радио.
— Откуда родом Илья Судаков — основатель клана?
— Дед был человеком невероятной энергии, колоссальной мощи, его жизнь полна крутых поворотов. Родился он в семье церковного дьячка в деревне Ростовка Пензенской губернии. В Духовной семинарии увлекся драматическим искусством и одновременно революционной деятельностью, даже руководил молодежной подпольной организацией в Пензе. Был арестован, осужден, сослан в Сибирь на каторгу.
— В театр попал уже после ссылки?
— Расскажу потрясающую историю, как моего деда спас его отец — дьяк Яков. Он дошел до государя: прибыл в Петербург, в Царском Селе, увидев издали царя, встал на колени, держа в вытянутых руках прошение, и дождался, когда Николай II со свитой, гуляя, подошел по дорожке сада. Царь поравнялся с ним и велел одному из приближенных взять прошение, где главным аргументом значилось: мой осужденный сын — единственный кормилец семьи. Прадедушка Яков еще долго стоял коленопреклоненный, опустив голову. Царь помог — срок каторги Илье Судакову сократили.
Он вернулся из Сибири и прямиком отправился в Москву, в Студию Станиславского, и дальше его жизненный путь связан только с театром, точнее, театрами. В Художественном ставил современные спектакли, ставшие знаменитыми: «Дни Турбиных», «Бронепоезд 14-69», в предвоенное время и в годы Великой Отечественной был главным режиссером Малого театра, где его постановки и среди них такие, как «Уриэль Акоста» и «Варвары» — пользовались большим успехом. Работал в разных труппах: возглавлял Центральный театр транспорта, нынешний Театр Гоголя; Театр рабочей молодежи, сегодня — Ленком, Театр-студию киноактера. Трудился без устали и без остановок.
— Илью Судакова Мария Кнебель называла «чернорабочим театра» — и в этом было уважение и признание незаменимости. В воспоминаниях «Вся жизнь» она написала о нем как о человеке если не трагической, то драматической судьбы. Вы согласны?
— Думаю, в этом нет преувеличения. Он открыл сцене драматургию Булгакова, и на премьерной афише значилось: «режиссер — Судаков», а ниже, как всегда писали, «худрук МХАТ — Станиславский». Потом стали писать: худрук постановки — Станиславский, и «Дни Турбиных», как и «Горячее сердце», оказались «приписаны» Константину Сергеевичу. Мария Осиповна же свидетельствует, что патриарх провел всего три репетиции. Идея привести во МХАТ Михаила Булгакова принадлежала легендарному мхатовскому завлиту Павлу Маркову и Илье Судакову, они же ее и воплотили — об этом написано в «Театральном романе».
Судаков часто работал одновременно над несколькими постановками, всегда всем помогал и всех выручал. Он доделывал спектакли коллег, подхватывал незаладившиеся постановки, но не подписывал свои работы — об этом не заботился. Он перелопачивал и выпускал спектакли, а имя на афише оставалось того режиссера, который начинал. Он много преподавал, продолжал актерскую деятельность. Его феноменальная память, поражавшая всех, позволяла выучить текст большой роли за ночь. Этим в театре активно пользовались — дед заменял всех заболевших актеров. Когда в 2008-м я ставил со своими студентами «Дни Турбиных», то углубился в архив деда — программки доказывают, что он переиграл чуть ли не все мужские роли. А сколько благодарностей он получал за срочные вводы!
Когда у деда случился второй инсульт и он лежал без движений, к нему пришел врач из Художественного. Он, склонившись над больным, уговаривал его играть, повторяя: «Илья Яковлевич, в театре беда, некому спасать спектакль!». Все ждали, что он восстанет, а он уже не мог подняться. С этим врачом Клавдия Николаевна больше не разговаривала и не подавала ему руки.
— В «Театральном романе» Илья Яковлевич стал прототипом режиссера по имени Фома Стриж — «с решительным лицом и встревоженными глазами».
— Когда роман вышел, то дед и друг-сосед Сергей Владимирович Образцов восприняли его как пасквиль, почти оскорбление: «Театр согрел, приютил и спас Булгакова — как он мог такое написать!». Мама же сразу полюбила и роман, и Фому Стрижа — человека потрясающего обаяния, неуемного таланта, сумасшедшего темперамента. Мама смотрела на это произведение как на «роман автора с театром», для нее это была их любовная история.
— Поэтому и поставила свой спектакль-долгожитель «Театральный роман»? Потом появились ее известные постановки по Булгакову: «Багровый остров», «Роковые яйца», «Блаженство».
— Да, спектакль в «Сфере» — одно из первых, если не первое, сценическое прочтение «Театрального романа». Премьера состоялась в середине 80-х, а в перестройку, когда начали печататься пьесы Михаила Афанасьевича, Еланская к ним сразу обратилась.
— Отчасти вы повторяете мамин путь — ярко заявили о себе как актере, потом почувствовали себя режиссером. Первой постановкой стали «Чудаки» Горького?
— Бацилла интереса к режиссерской профессии сидела во мне, время от времени появлялось желание сделать спектакль самостоятельно. «Чудаки» — не самая легкая пьеса для режиссерского дебюта, но проблемы и темы, в ней затронутые, меня заценили и не отпускали. Долго сомневался, и однажды сын Степа сказал: «Что ты мучаешься, начни же! Попробуй, ввяжись в бой и отступать уже будет некуда!». Безумно благодарен актерам, а заняты были разные поколения, за то, что откликнулись. Результат показали на сцене Филиала Малого театра. Смотрели и Юрий Мефодьевич, и отец — работу приняли, внесли в план, и в 1996-м премьера состоялась. Второй спектакль — «Трудовой хлеб» — тоже начинался как самостоятельная работа и тоже в Малом. Вот так все и покатилось.
Мама, занявшись режиссурой, на ней сосредоточилась, от актерской работы отошла. Ее выходы на сцену стали редкими, исключительными, когда она, как и ее отец, выручала спектакль — например, как-то сыграла в «Письмах к незнакомке» за Екатерину Васильеву. Я же до сих пор пытаюсь совмещать режиссуру и актерское дело.
— У вас значительный послужной список поставленных спектаклей. А изменилось что-нибудь в вашем режиссерском стиле, взглядах, вкусах?
— Хочется, чтобы главные отправные точки не менялись — стараюсь браться за то, что меня по-человечески волнует, находит отклик в душе. Конечно, есть требования текущей жизни — необходимость занять актеров, выстроить репертуарную политику. Когда-то в 70-е в Новый театр, где я работал после окончания института, приезжал Валентин Распутин на спектакль «Рудольфио» в постановке Владимира Рудого. После показа Валентин Григорьевич встретился с труппой. Он, уже написавший великие произведения «Живи и помни», «Последний срок», «Прощание с Матерой», вспоминал свой ранний рассказ «Рудольфио»: «Я его очень искренне написал, сейчас уже знаю, как выстроить текст, где его поднять, где опустить, а искренности стало меньше». Это та опасность, что подстерегает всех художников, когда приходят навыки профессиональные — тогда понял, как важно, чтобы искренность не уходила, с годами это понимаешь все острее.
— Недавняя премьера в «Сфере» «Прозрачное солнце осени» с подзаголовком — «по рассказам «Трех Юриев» — материал новый для театра. Идея принадлежала вам?
— Тоже давняя задумка. Великий ректор Школы-студии МХАТ Вениамин Захарович Радомысленский приглашал на встречи с нами, студентами, выдающихся современников. Приходили Виктор Розов, Наум Коржавин, Давид Самойлов — читали стихи и рассказы, пели песни, отвечали на наши вопросы. У Булата Окуджавы спросили: «Кто ваши любимые сегодняшние писатели?». Он, не задумываясь, ответил: «Три Юрия». Трифонова и Казакова я тогда уже читал, а Домбровского совсем не знал. Засела у меня в голове идея соединить произведения трех Юриев и долго ждала своего часа. Заявил эту работу в прошлом сезоне, не имея инсценировки и не определив точный выбор рассказов, но назад пути уже не было, и слава Богу.
— Кто делал инсценировку?
— Делал сам, но не могу назвать результат инсценировкой, скорее, это сценическая композиция по рассказам. Хотелось, чтобы они прозвучали самостоятельно и самодостаточно, и родилось бы цельное ощущение общей темы. Остановился на семи рассказах, спектакль получился довольно большой, почти четыре часа. В наше время это достаточно редкое явление, современный театр старается публику не утомлять, но мне не хотелось отказываться ни от одного из рассказов, и я принял решение — значит, проживем именно такую, долгую историю с нашими вдумчивыми зрителями.
— Эксклюзивная «Сфера» пережила непростой период слияния и получила статус структурного подразделения «Московского театра Эрмитаж». Стресс отпустил? Как сейчас живется?
— Живется неплохо — мы работаем, как нам и обещали, в прежнем режиме. Очень благодарен новому директору Анастасии Могиновой за взаимопонимание — все вопросы, насущные, текущие, творческие, организационные, решаются оперативно и действенно. Удалось сохранить весь репертуар, труппу и наш театральный дом. Положение было сложным, мы вышли из него достойно, но во что ситуация выльется в будущем — одному Богу известно.
— Если бы вас попросили перечислить основные принципы «Сферы» — театра, который создала Екатерина Еланская, какие бы назвали?
— «Сфера» — это «статус веры»! Театр честного и живого человеческого общения, что рождается «здесь и сейчас», в котором, как мама говорила, все, что помогает душевному разговору актеров и зрителей, должно быть привнесено, а то, что мешает, — убрано. Программная режиссерская установка Екатерины Еланской, смелого экспериментатора и новатора, — создание спектаклей «про людей и для людей», тех сценических произведений, которые помогают жить и вселяют надежду. В нашем театре актеры и зрители находятся в едином пространстве, близко друг к другу, внутри действия, и не разделены традиционной рампой. В «Сфере» театральный зал со сценой в центре, круговой амфитеатр, съемные зрительские места, что дает возможность создавать новые игровые площадки. В архитектонике «сферической» сцены мы работаем, принципам «живого театра» следуем, попутчиков, вернее, сподвижников — отбираем. Так было и при маме — когда приходили актеры с желанием работать, и режиссеры с предложениями постановок, она сразу спрашивала: что вы у нас видели, зачем пришли — просто трудоустроиться или с пониманием, куда попали. Это всегда для нее было важно.
— Сферическое пространство вашего театра исключает гастроли или вы «вписываете» спектакль в коробку театра-куба с зеркалом сцены и четвертой стеной?
— Гастролировала «Сфера» всегда — и по городам России, и по зарубежью. Помню длительное турне по Южной Корее: за полтора месяца сыграли 40 раз «Доктора Живаго». Мама от поездок не отказывалась, да и я тоже. Модель «сферы» или ее фрагменты пытаемся организовать там, где будем выступать. Иногда для нас строят помост в зрительном зале, устанавливают какие-то площадки между рядами. Спектакли немного меняем по мизансценам, оформлению, ищем выходы в зал и способы «включения» публики в сценическую историю. Часто эти трансформации приносят дополнительное дыхание, укрупняют посыл и оказываются полезными для дальнейшей жизни спектакля. Например, во Владимире играли «Дачников» с вынужденно измененными мизансценами: инженер Суслов и другие персонажи выходили к зрителям. Финальная картина получилась живым диспутом, страстным спором о судьбе, роли и ответственности интеллигенции и культуры перед народом — спектакль зазвучал мощно как никогда!
В ближайших планах — две поездки: на иркутский фестиваль имени Валентина Распутина со спектаклем «Затейник», а «Без вины виноватых» покажем на «Волжских сезонах» в Самаре. В минувшем сезоне актеры «Сферы» неоднократно выступали в госпитале Бурденко перед ранеными. Артисты и музыканты специально готовили репертуар, продумывали программы концертов. Каждая такая встреча — это эмоционально непростая ситуация, участники волнуются, а после выступления чувствуют, насколько это нужно людям, столько повидавшим и испытавшим, как это им помогает.
— Расскажите о своих театральных актерских работах.
— В «Сфере» есть несколько спектаклей, в которых я занят, как актер: в «Маленьком принце», которому больше 40 лет, и в шукшинском «Раскасе» 2015 года рождения. В «Затейника» пришлось войти, потому что ушел из жизни Александр Алексеев — прекрасный наш актер. Последний год он болел, и я заменял его, теперь остался единственным исполнителем. Занят в «Нездешнем вечере» и в «Живом театре Екатерины Еланской», который мы выпустили к 90-летию со дня рождения мамы. Новых работ у меня пока нет — участия в спектаклях, которые сам ставлю, стараюсь избегать. Продолжаю играть в Малом театре в двух спектаклях по Островскому — «Бедность не порок» и «День на день не приходится», что помогает сохранять связи с дорогим коллективом, в котором я прожил значительную часть своей жизни.
— В кино вы работали много. Достаточно вспомнить майора Гаврилова в «Брестской крепости» и председателя колхоза в «Третьей мировой» — обе картины режиссера Александра Котта. Зрители любят ваших героев в фильмах Николая Досталя «Завещание Ленина», «Петя по дороге в Царствие Небесное», «Раскол». Роман с кино продолжается?
— В кино от большинства предложений приходится отказываться в силу прежде всего отсутствия времени. Но не только поэтому — многие предложения кажутся неинтересными, на них не стоит тратить силы. Когда совпадает и по времени и по существу — соглашаюсь. Сыграл небольшую роль в сериале «Высшая мера», он еще не вышел. Снялся у Игоря Угольникова на студии «Военфильм» в полнометражной картине о Великой Отечественной войне, о московском ополчении — фильм близок к завершению. Борис Бланк — замечательный художник и интересный режиссер — пригласил группу наших актеров и меня в необычный, во многом экспериментальный фильм — «Ах, зачем эта ночь…» по пьесе Горького «Зыковы».
— Какое место в вашей жизни занимает педагогика?
— Серьезное. Жаль, что мало времени, хотелось бы больше уделять внимания студентам. Продолжаю работать в Мастерской Щепкинского училища, которая носит имя Виктора Коршунова. Отец вел ее 55 лет, с 1960-го. Когда его назначили худруком, он был самым молодым руководителем курса в «Щепке», ему шел тридцать первый год. В 1996-м он пригласил в Мастерскую меня — с тех пор преподаю. Сейчас руководит Мастерской Владимир Сергеевич Сулимов — народный артист России, актер театра Моссовета, один из первых папиных учеников и сподвижников. Сложился мощный состав педагогов, среди них Наталия Алексеевна Петрова, Лариса Ивановна Гребенщикова. Студентов нередко занимаю в спектаклях «Сферы» — считаю, что ранний опыт им полезен. Каждый курс — единая команда. Отец говорил: «Мы, как пять пальцев на руке — каждый в отдельности может немного, а когда вместе — кулак, он может горы свернуть…». Приятно, когда наших выпускников замечают. Как-то один из наших выпускных курсов показывался в Ленком, смотрел Марк Захаров. Он тогда пригласил в труппу несколько человек и сказал: «Очень хороший показ, отличается от других». И добавил: «Другой уровень правды».
— Возраст дает какие-то бонусы?
— Может быть. Может, и какая-то мудрость приходит, и опыт профессиональный, и некая внутренняя свобода, и понимание сути каких-то процессов… Хотелось бы силенок побольше.
Фотографии: Марина Львова /предоставлена пресс-службой театра "Сфера"; (на анонсе) Сергей Киселев / АГН Москва.