07.08.2023
Мариинский театр завершил строительство своей вагнерианы, представив комическую оперу композитора. Длинный, назидательный опус немецкого гения сумели подать ярко и музыкально безупречно.
Мариинка — дом Вагнера в России: так повелось еще с дореволюционных времен. Главная сцена Северной столицы – единственная в нашей стране, где оперы сумрачного байройтского гения представлены столь репрезентативно, одна из немногих сцен, где даже в послевоенное время, когда наследие Вагнера по понятным причинам не жаловали, традиция исполнения его опер не прерывалась, и наконец, только здесь тетралогия «Кольцо нибелунга» поставлена полностью, причем дважды — до революции и в постсоветское время.
Современная страница мариинской вагнерианы особая — Валерий Гергиев методично прививает главного немецкого композитора на петербургскую почву: его усилиями Вагнер в Мариинке поставлен почти целиком. Теперь, с появлением на сцене «Нюрнбергских мейстерзингеров», все десять основных опер Вагнера (не считая трех ранних опер, признанных незрелыми и потому редко ставящимися на мировых сценах) присутствуют в репертуаре театра.
Премьера «Мейстерзингеров» пришлась на летний мини-фестиваль, посвященный 210-летию композитора, в рамках которого в обновленных сценических редакциях вновь предстали все оперы «Кольца». Именно ею завершился не менее протяженный, чем оперы Вагнера, мариинский сезон.
К «Мейстерзингерам» в Мариинке подступались долго: единственная лирико-комическая опера из зрелых опусов композитора никак не могла обрести сценического воплощения, неоднократно прозвучав до того целиком или во фрагментах в виде концертного исполнения. Гергиев словно тренировал свою труппу на выносливость, ведь «Мейстерзингеры» — тяжелое испытание. По хронометражу опера столь же длинная, как и самая протяженная из тетралогии «Кольцо нибелунга», — «Гибель богов».
«Мейстерзингеры» мало известны в России. Постановки были единичными и только в столицах (последняя — в Малом оперном театре в Ленинграде в 1932 году). Мариинка единственный раз коснулась «необычного» (потому что комического) Вагнера в 1914-м, но спектакль вскоре пал жертвой развернувшейся в годы Первой мировой войны германофобии: все немецкие оперы были удалены из репертуара императорских театров. Можно сказать, что для современной публики эта опера — новая и неизвестная. Даже на Западе по сравнению с другими операми Вагнера «Мейстерзингеры» — редкая птица.
Для любителей итальянского бельканто, пения как такового, да и оперы вообще, остается загадкой, зачем Вагнер столь настойчиво работал в этом жанре – с его очевидным симфоническим, а не вокальным мышлением и страстью к протяженным, утомительным, маловыразительным речитативам. Фридрих Ницше восклицал: «Был ли Вагнер вообще музыкантом? Его место в какой-то другой области, а не в истории музыки».
Возможно, Вагнеру следовало быть не композитором, но теоретиком искусства (кем он и представал в своих литературных трудах), философом, мыслителем, пророком: даже в своих музыкальных сочинениях (не говоря о литературных) он все время стремится воспитывать, поучать всех и вся, прокламировать и декларировать, с маниакальным упорством изрекать «вечные истины», из-за чего его опусы порой достигают циклопических размеров. Если в эпических операх это хотя бы объяснимо, то в комической оказывается убийственным: Вагнер продолжает проповедовать и в «Мейстерзингерах»!
Почти шесть часов на сцене практически нет действия: вместо этого — лекция по методологии стихосложения и написанию музыки, пространные рассуждения о сущности искусства. Много красивой музыки, до приторности, и бесконечные повторы (словно Вагнер хочет еще и еще раз втолковать бестолковым слушателям свои истины). Специфический немецкий юмор, который эпизодически проскальзывает на протяжении всей оперы, не очень-то понятный вне Германии, тонет в этом выспреннем морализаторстве.
Считается, что сам Вагнер идентифицировал себя в этой опере сразу с двумя персонажами. Во-первых, философствующим мейстерзингером и по совместительству башмачником Гансом Саксом, чьи размышления об искусстве отражают вагнеровские доктрины. Во-вторых, с юным рыцарем Вальтером, восторженно влюбленным, сначала не понятым сообществом, а потом выигрывающим песенный конкурс и получающим в награду руку любимой им Евы Погнер. А своего врага венского критика Эдуарда Ганслика композитор вывел на сцену в образе писаря Бекмессера, которого высмеивает — педантичного и неумного, приверженца формы и пустой фразы. Порой закрадывается мысль, а не ближе ли композитор именно к нему, столь утомительно вагнеровское многословие.
Другими словами — материал сложный, если не неподъемный. Тем более впечатляет победа Мариинского театра и постановочной команды, взявшейся за него. Безупречное звучание мариинского оркестра завораживало все шесть часов, как в том спектакле, где за дирижерским пультом стоял Валерий Гергиев, так и в другом, под управлением его ассистента Кристиана Кнаппа. Великолепные инструментальные соло, отличный баланс между группами, слитность звучания в них, насыщенность и объемность самого звука, математическая точность интонаций и ритмов — создавали настоящее музыкальное волшебство.
Опера многолюдна – одних только мейстерзингеров в ней дюжина: театр выставляет два полноценных состава, способных озвучить этот непростой изнурительный материал. Одни поют Вагнера регулярно и давно, участвовали в концертных исполнениях «Мейстерзингеров», другие — новички. Есть за что похвалить и тех, и других. Вокальная роскошь Михаила Петренко в партии Сакса покоряет с первой ноты и держит в плену до финала, а более скромное звучание Вадима Кравца в этой партии очаровывает благодаря тонкой нюансировке и выразительной фразировке вокалиста. Героически справляются с бесконечной партией Вальтера, включая конкурсную арию-песню в финале, оба тенора – Сергей Скороходов, за плечами которого большой опыт участия в вагнеровских операх и Роман Арндт, для которого это первая столь крупная работа в этой стилистике. Гротескной комедийностью блеснули оба Бекмессера – баритоны Ярослав Петряник и Владимир Мороз.
Постановочная команда (режиссер Константин Балакин, сценограф Елена Вершинина, световик Ирина Вторникова, видеохудожник Сергей Некозырев) совладала с непростым материалом, предложив красивый костюмный спектакль традиционной эстетики. Пожалуй, это второй после «Лоэнгрина» Евгения Лысика (1998) столь визуально роскошный спектакль в вагнеровской коллекции Мариинки. Локации всех трех актов завораживают: и пронизанное лучами света поэтическое пространство готического храма, и улочка средневекового вечернего Нюрнберга с пряничными домиками, и роскошь летнего праздника в парке у собора. Декорации и костюмы создают притягательный романтический мир. Резким контрастом к этим локациям смотрится низкая и темная каморка Сакса в первой картине третьего акта. Сверху она задавлена огромным аванзанавесом, фрагменты дюреровской графики на который визуализируют размышления героя-философа. Режиссер бережно следует за ремарками композитора, но при этом старается расшевелить присущую опере статику, придумывает яркие детали и ходы, подробно разрабатывает характеры персонажей, чтобы придать тяжеловесной истории больше комедийности.
Фотографии: Михаил Вильчук и Наташа Разина (на анонсе) / предоставлены Мариинским театром.