23.06.2023
Ростовский музыкальный театр вновь обратился к самой популярной опере Римского-Корсакова «Царская невеста» и предложил зрителям яркое, многослойное зрелище.
Ростовскому музтеатру в следующем году исполняется всего лишь 25 лет. В 2000 году «Царская невеста» была одной из первых крупных опер в репертуаре только что образованной труппы (режиссер Георгий Исаакян). После первой «пробы пера» была сделана вторая постановка — в 2007-м (режиссер Константин Балакин): легкая, мобильная, сочетающая в себе черты спектакля и концертного исполнения, она неоднократно вывозилась театром на гастроли как по России, — в Москве, например, ее видели в 2011-м, — так и за рубеж. Несколько сезонов «Царская» отсутствовала в афише, после чего было решено сделать новый спектакль, представив визуально богатое и идейно фундаментальное режиссерско-сценографическое решение.
Видимо, по «Царской» в южной столице России успели соскучиться: зал распродан на все три премьерных представления (для региональной сцены это много). Настоящий, как сейчас выражаются, переаншлаг. Встречают тепло, если не горячо: номерная «итальянизированная» структура оперы делает естественными и понятными аплодисменты после каждой арии или ансамбля — дополнительные «подсказки» не нужны, а по окончании спектакля публика устраивает долгую и мощную стоячую овацию. Цветов море — каждый солист уходит со сцены с охапкой роз, а у рампы красуется гигантская корзина-икебана, размерами напоминающая небольшой фрегат.
Абсолютно заслуженный успех: новая работа ростовской труппы радует и серьезной музыкальной проработкой, и выразительным театральным решением, свидетельствуя о том, что южнороссийский театр — на подъеме. Сказать, что все было идеально, будет преувеличением. Местами резковато звучит оркестр, напористая медь не всегда точна и аккуратна. По-разному можно оценить вокальные работы: можно поспорить о типах голосов, выбранных на ту или иную партию, об отточенности певческого мастерства. Некоторые сцены визуально слишком роскошны, если не перегружены, режиссерская лексика очень уж плотная, а пластическое решение для миманса весьма, если не чересчур, экстравагантно (хореограф Ярослав Францев). Об этих нюансах можно спорить. Но несомненно, что этот спектакль, гармонично сочетающий идею русской исторической гранд-оперá и лирико-драматическую пронзительность, производит впечатление цельного, яркого, значительного полотна.
Звучит знаменитая увертюра, один из шедевров корсаковского симфонизма, сталкивающий темы опричников и мирной вольной жизни, и на первых ее тактах распахивается занавес. Действо властно затягивает, словно в воронку, зрительское внимание. Визуализация воронки в спектакле тоже есть — она появится чуть позже. А пока на аванзанавесе — огромная иконографическая батальная картина. Сквозь нее постепенно проступает глубина сцены, где главный режиссер театра Павел Сорокин вывел дюжину девушек в старинных русских платьях и кокошниках. Это те самые невесты, из которых пойдет «на перечет двенадцать» на заключительные смотрины к царю. Только они странные какие-то — мертвенно-бледные, будто призраки, и с диковинной пластикой — словно что-то хотят поведать нам о своей доле, да не могут докричаться. Эти призрачные невесты появятся в драматических кульминациях еще не раз: трагичность повествования и его финала угадывается с самого начала. Такой же призрачно-серой станет позже и несчастная Марфа Собакина, и невинно убиенный жених ее Иван Лыков, в трагическом финале встречающиеся уже, по-видимому, на небесах.
Режиссер Сорокин и петербургский сценограф Сергей Новиков не стремятся к исторической реконструкции реалий эпохи Грозного царя. Однако все очень узнаваемо — богатые, но эстетичные костюмы Аделины Шутовой рассказывают нам о седой старине, а основу сценографии создают белые стены по периметру зеркала сцены: это Александровский кремль, его башни и соборы, та самая Александрова слобода — столица опричнины, где и разворачивается действие музыкальной драмы Корсакова — Мея. Стены устремлены ввысь, они дают ту самую перспективу-воронку, словно зритель смотрит снизу вверх, и этот образ легко считывается — на этом свете героям «Царской», увы, не обрести счастья и покоя, только небесный вектор может им подарить надежду на лучшую долю в горнем мире.
В первом действии, на пирушке у Грязного, где показаны опричный разгул и страдания Любаши, небесной перспективы почти нет: задник сцены затянут черно-серым. Таков цвет неба над опричной слободой, не предвещающий ничего хорошего. Впрочем, есть на нем небольшая прореха — это и «небо с овчинку» для бедной Любаши, и символ надежды. В следующих, более светлых картинах сценография демонстрирует буйную роскошь золотой осени, нежное бабье лето, а в финальной сцене сумасшествия золотой листопад обернется в черный: безумная Марфа будет разбрасывать в исступлении словно обугленные листья. Когда в третьем действии, в сцене свадебного обряда, объявляют зловещую царскую волю, светлое небо перекрывает мощная решетка, а над несчастными кружит черное воронье (видео Вячеслава Шестака). В сцене венчания образ Богородицы, словно мистический покров, закроет собой небо, а при оглашении фатального царского вердикта этот занавес-икона рухнет — как и надежды героев на счастье. В безрадостном финале перспектива откроется вновь — голубое небо, которое видит в бреду Марфа: единственный возможный исход для загубленных душ.
Исторические абрисы гармонично увязаны с многочисленными символами, которыми наполнен спектакль: символизм в ряде случаев объясняет, подсказывает ту или иную мысль зрителю, а в иных ситуациях он служит обобщающим мотивом. Многослойность лексики спектакля, визуальное богатство находит отклик у публики, для которой картинка сегодня играет огромную роль: создатели спектакля нашли верный ключ к восприятию, через богатство визуальных средств донося до аудитории свои идеи. Мастерский свет Ирины Вторниковой всякий раз словно одухотворяет картинку, делая ее живой и выразительной.
Спектакль отличают и детально проработанные, яркие образы. С одной стороны, они вполне традиционные, узнаваемые, с другой — в каждом намечены индивидуальные акценты. Жестокий, властный и стихийный в своих поступках, при этом несколько наивный, чьи хитрости «шиты белыми нитками», Грязной — приглашенный из Москвы баритон Александр Краснов с мощным, словно гранитным голосом. Страстная, порывистая, нелогичная, глубоко оскорбленная Любаша — дебютантка Ольга Земскова: ее густое, богатое меццо рисует характер героини крупными мазками, но при этом не без тонких психологических нюансов. Мечтательная и тонкая, неземная Марфа — маститая Наталья Дмитриевская, чей опыт выражен лишь в уверенном владении партией, в то время как свежесть звучания не дает усомниться в молодости ее героини. Открытый, честный и прямолинейный, также весьма наивный в своей откровенности Лыков — молодой солист Иван Волков, чей баритонального окраса богатый и мощный тенор удивителен в этой не самой премьерской, не самой выигрышной партии тенорового репертуара. Голос дает характеру героя дополнительный объем и новые краски мужественности и страсти. Выше всяких похвал оба баса — размеренный и академичный вокал Александра Мусиенко (Собакин) и темный, зловещий — Бориса Гусева (Малюта), у которого в не слишком удобно написанной, низкотесситурной партии неожиданно четко слышно каждое слово. Нельзя не отметить и выразительные острохарактерные интонации Александра Лейченкова (Бомелий), и умение интересно провести свой непростой по интонационно-игровым задачам монолог-рассказ Татьяны Азановой (Сабурова).
Основу любого оперного театра составляют хор и оркестр, и у Ростовского музтеатра они весьма высокого качества. Хор Елены Клиничевой радовал настоящим богатым русским звуком, столь уместным в национальной опере. Оркестр Андрея Иванова также был стилистически убедителен и невероятно чуток в аккомпанементе певцам, а ансамбли дирижером были собраны ювелирно. Буклет спектакля начинается с обращения к публике худрука театра и данной постановки Вячеслава Кущева, и это более чем справедливо: почти четверть века именно он строит в Ростове настоящий музыкальный театр, вобравший в себя все жанры этого вида искусства и добившийся впечатляющих результатов, свидетельство чему — качественные премьеры на протяжении многих сезонов. «Царская невеста» это только подтвердила.
Фотографии: Марина Михайлова / предоставлены пресс-службой Ростовского музыкального театра