21.06.2023
Музей AZ выпустил книгу «Анатолий Зверев и мировое искусство». Ее автор — искусствовед Сергей Соловьев — попытался вписать имя непокорного художника в мировой контекст.
Эту книгу, изданную в конце прошлого года, должен был представлять сам автор, однако за два дня до презентации случилась трагедия: Сергей Соловьев скоропостижно скончался — подвело сердце… Он успел подержать в руках свою монографию, написанную по мотивам лекций о Звереве для сайта «Магистерия», но не узнал о ее дальнейшей судьбе. А ведь книги как дети: автор выпускает их в большую жизнь, и дальше они идут своим путем, часто неожиданным. Монография «Анатолий Зверев и мировое искусство» осиротела на взлете, но все-таки не осталась в одиночестве. Книгу поддержал инициировавший ее Музей AZ, где Сергей работал редактором издательского проекта. И презентация, отмененная в прошлом году, в итоге прошла здесь нынешней весной — в день рождения Соловьева.
На этом вечере много говорили о самом Сергее и его необычном творческом пути. Кандидат искусствоведения, защитивший диссертацию по итальянскому Возрождению, выбрал не науку — башню из слоновой кости, а более «приземленную» сферу: журналистику, пусть и в ее арт-ипостаси. А также — XX век вместо гениев Ренессанса. И хотя позже Соловьев ушел из журналистики и посвятил себя музейным делам, книга об Анатолии Звереве подтверждает: «бывших» журналистов не бывает. Умение легко и нескучно писать о сложных вещах — навык, который журналист приобретает «в полях». Монография о Звереве читается на одном дыхании: она написана просто и в то же время стилистически безупречно. Но что важно — и об этом говорили на презентации — она рассчитана в том числе и на молодое поколение. То есть на тех, для кого слова «шестидесятники» или «нонконформисты» не говорят ни о чем — как, нередко, и сама фамилия Зверев.
И с каждым годом эта проблема становится все актуальней. Уходят друзья-свидетели-современники: те, для кого Зверев был собеседником, а не строчками из энциклопедии. Сложный человек, прекрасный и необузданный, которому они позировали, с которым спорили или делили стол и кров. Юные зрители не знают этого контекста: они воспринимают Зверева с чистого листа, и в этом их сила и слабость. И отсюда — желание Сергея Соловьева определить место Анатолия Тимофеевича в художественном процессе. То есть сделать то, что до него никто — по крайней мере, так основательно — не делал. Провести параллели, очень смелые, от которых у самого автора порой захватывает дух. Например, между Зверевым и его любимым художником и наставником, пусть виртуальным, — Леонардо да Винчи.
Эта глава — как самая спорная — вынесена в финал книги. Кстати, примеры сопоставления двух гениев — русского и итальянского — можно сейчас увидеть выставке «Мой учитель Леонардо» в Музее AZ. Сам Сергей Соловьев проводит в монографии неожиданные параллели. Что общего у двух художников, которых отделяло друг от друга пять столетий? Скажем, явная зацикленность на себе: оба творца пропускали весь мир через собственное «я». Впрочем, это можно сказать о многих авторах — особенно с тех пор, как в культуре утвердилось романтическое представление о мятежном гении, противопоставленном толпе. Что еще? Например, особая магия женских портретов — ведь и «Джоконда», и зверевские «детули» стали брендом, фирменным знаком. Сергей Соловьев подмечает и менее очевидные детали — в частности, пейзаж, не отличающийся реалистичностью ни у Леонардо, ни у Зверева, и тяготеющий к абстракции. Эти и другие доводы подробно приведены в книге: можно соглашаться с ними, а можно и спорить — автор не давит на читателя. Как бы то ни было, Соловьеву можно поставить в заслугу смелость: все-таки гений Возрождения — менее очевидная параллель, чем Ван Гог, сходство с которым — и в судьбе, и в творчестве — автор тоже рассматривает. Впрочем, как замечает Соловьев, Зверева многие сравнивали с голландским безумцем, так что здесь точно не возникает вопросов. Что подтверждают и работы Анатолия Тимофеевича: автопортреты, прямо отсылающие к вангоговским.
Пытаясь показать место Зверева в художественном процессе, автор говорит о связях мастера с абстракцией. Известны вещи, созданные под впечатлением от художников русского авангарда, работы которых Анатолий Тимофеевич видел в квартире коллекционера Георгия Костаки. В другой главе Соловьев обращается к послевоенному СССР, куда — благодаря Всемирному фестивалю молодежи и студентов 1957 года и американской выставке в Сокольниках 1959 года — проникло западное искусство. Например, работы Джексона Поллока — к тому времени уже погибшего, но казавшегося нашим художникам удивительно современным. Наконец, автор рассматривает отношения Зверева и других нонконформистов и признает: наш герой всегда держался особняком. И все же оставил множество подражателей и даже эпигонов. А еще тех, кто просто восхищается этим неприкаянным художником, удивительно свободным в любых обстоятельствах. Возможно, благодаря книге Сергея Соловьева их теперь станет больше.
Фотографии предоставлены музеем AZ.