06.02.2023
Театр Et Cetera в первых числах февраля отметил свое тридцатилетие премьерой спектакля «Мандат» по пьесе Николая Эрдмана в постановке художественного руководителя театра «Центр драматургии и режиссуры» и студии SounDrama Владимира Панкова.
Перед премьерой к зрителям, до отказа заполнившим зал, обратился художественный руководитель театра Et Cetera Александр Калягин. Он тепло поздравил собравшихся с юбилеем, с невольной грустью отметил, как стремительно пролетели три десятилетия и пригласил к просмотру спектакля, подготовленного к круглому дню рождения.
Спектакль получился злободневным — пьесами Николая Эрдмана, а их всего две, современные режиссеры, не сговариваясь, решили проверить день сегодняшний. В Вахтанговском недавно поставили «Самоубийцу», в Et Cetera — «Мандат», кроме того в Студии театрального искусства эту же пьесу репетирует Сергей Женовач. Театральная реальность в нынешнем сезоне потянулась к сюжетам о 20-х годах XX века: «Собачье сердце» Михаила Булгакова появилось в Малом, его же «Бег» в ближайшие дни ожидается в «Ленкоме Марка Захарова». Актуальность объяснить несложно. Театр взглянул на проблему слома исторических эпох, когда каждый человек, даже самый маленький и потерянный обыватель, должен принять решение: как быть, кого держаться, как остаться человеком на поворотах истории.
«Мандат» — дебютная пьеса молодого драматурга о времени, в котором ему довелось жить, и людях, что жили по соседству. Эрдману не исполнилось еще и двадцати пяти, когда ее поставил Всеволод Мейерхольд. Спектакль пользовался невероятной популярностью — только в первый сезон его сыграли в ГосТиМе 103 раза — и стал легендой. Вторую пьесу «Самоубийца» мечтали поставить три театра — имени Мейерхольда, Вахтанговский и Художественный — Станиславский называл ее лучшей современной пьесой. Зрители постановки так и не увидели, пьесу объявили «явлением антисоветским». Сняли и «Мандат», а автор попал в опалу. Пьеса «Мандат» и после отмены запрета осталась редким гостем на театральных подмостках.
Владимир Панков говорит, что шел к этой пьесе десять лет, но именно сейчас настало ее время. Режиссер тонко, на каком-то клеточном уровне, чувствует токи и рифмы событий вековой давности. На сцене — атмосфера полной растерянности: все лавируют и изворачиваются, куда-то бегут с чемоданами — кто в прошлое, кто в будущее, в настоящем же — суета, смятение, суматоха. И семья Гулячкиных: мать и двое великовозрастных детей в панике. Дочери Варваре давно пора замуж, но как, если за окном — советская власть, а «в семье нет ни одного коммуниста». Мать, Надежда Петровна, ради дочери готова на все. Как и сын Павел, который в итоге подделал мандат — сам себя записал в коммунисты. И никто из них не знает, надолго ли ввели НЭП и стоит ли приспосабливаться к советской власти — вдруг вернется самодержавие и старый режим? Вторая фабульная линия связана с появлением у Гулячкиных платья императрицы, которое на их кухарку Настю село как влитое. В нем ее принимают за великую княжну Анастасию Николаевну и с трудом найденный жених Варвары решает связать жизнь с «наследницей престола».
Сам Эрдман не определил жанр своих драматических произведений: и «Мандат», и «Самоубийцу» назвал просто пьесами. Владимир Панков поставил спектакль как саундраму, и этот формат — его изобретение. Это синтетическое зрелище, смешение жанров: сплав драмы, музыки, пластики, а спектакль — симфония, сотканная из слов, мелодий, звуков, шумов. На сцене не только значительная часть актерской труппы Et Cetera, но и отличный живой оркестр и каждый музыкант — не иллюстратор или аккомпаниатор, а важный участник действия. Для саундрамы «Мандат» композиторы Артем Ким и Сергей Родников выстроили музыкальную драматургию из своих сочинений и аранжировок песен: советских и периода перестройки, знакомых и новых, лирических, победных, куртуазных.
Режиссер сложил карнавальную вольницу «комедии положений» из клоунады, переодеваний, сатиры, водевиля, эксцентрики, шаржей. Начало спектакля задает условия игры, построенной на парадоксах и репризах. Люди превращены в маски: выбеленные лица, нарумяненные щеки, губы бантиком, брови домиком, рельефные морщины, накладные носы. Строгая и ладная героиня, обозначенная в программке как «Следователь» (Елизавета Рыжих), громко читает ремарки и представляет героев, а они произносят эрдмановские фразы — точные, звонкие, крылатые, почти афоризмы — стоя, сидя, изогнувшись в клоунской позе, балансируя на ступенях лестницы, застывая в немых сценах. Эта циркизация, свойственная театру 20-х годов прошлого столетия, прекрасна в первой трети спектакля, но потом в ряде сцен теряет свой драйв и сатирический пафос, оборачиваясь маскарадной формой и суетливой избыточностью.
Фантазер Владимир Панков «играет» с театральной историей: как любопытно узнавать известные по эскизам и фотографиям мизансцены спектаклей Мейерхольда, многоуровневое таировское пространство, грим Алисы Коонен — Федры, прическу «а-ля Анна Павлова»: темные гладкие волосы закрывают уши и сложены в балетный пучок. Спектакль — оммаж русскому искусству, уважение и признание в любви к предшественникам, творившим век назад. Декорации художника Максима Обрезкова передают мир большого коммунального дома с множеством облупившихся дверей на трех этажах и квартиру Гулячкиных с алыми акцентами торшера, дивана, рам, которые напоминают о том, что в комнате картины — двусторонние: на одной — «Верую, Господи, верую», на обратной — Карл Маркс. Две высокие мобильные красные лестницы — привет от таировско-мейерхольдовской эстетики и маленький допотопный телевизор, по которому транслируется важная хроника из советских времен. Любопытные вариации биомеханики Мейерхольда — системы пластических движений исполнителей на сцене — предложила хореограф Екатерина Кислова, и актеры азартно их представляют.
Зрители быстро подключаются к веселому балагану и смехом встречают реплики: «С виду он человек как человек, а у него три родственника коммуниста!»; «Вы, мамаша, совсем обалдели. Да разве коммунисты кулебяку с визигой употребляют? Вы им еще крем-брюле предложите. Им наше социальное положение надо показывать, а вы — кулебяку с визигой»; «Мой супруг мне сегодня утром сказал: «Погляди в окошечко, не кончилась ли советская власть!»; «Вы в Бога верите? Дома верю, на службе нет»; «Трехэтажный дом для газеты построил… как мимо проедешь, сейчас же подумаешь: «Вот оно — оплот Российской империи, трехэтажное «Русское слово».
В спектакле — две прекрасные, самозабвенно сыгранные женские роли. Наталья Благих — Варвара, невеста в черном, покоряет уникальными голосовыми возможностями, лихо хромает на пуантах и «цитирует» фокинского «Лебедя» на музыку Сен-Санса, подчеркивая метко подхваченным изломом рук. Актриса держит зал в напряжении, ее забавные репризы не повторяются по формам и смыслам. Тщательно выстроена роль Тамары Леопольдовны Анжелой Белянской. Эта рафинированная клоунесса, гостья из салона Серебряного века, оставляет в доме Гулячкиных сундук с платьем императрицы Александры Федоровны, и наряд, расшитый драгоценными каменьями, озаряет светом не только сцену, но весь зрительный зал. Актриса смешно пародирует манеры светских дам, в ее голосе — рафинированные и сентиментальные интонации Ренаты Литвиновой: «Такая великая страна — и вдруг революция. Прямо неловко перед другими державами. … Мой муж всегда говорит: «Если бы революцию сделали через сто лет, я бы ее принял».
Мамаша Гулячкина (Наталья Баландина) спит и видит, как бы дочь замуж выдать и не прогадать. Смешной гротесковый образ ограниченной мещанки актриса наполняет живыми понятными человеческими чертами — трогательной наивностью и материнской беспокойностью. Настя — кухарка Гулячкиных (Марина Чуракова) читает любовные романы и кокетничает с соседом Иваном Широнкиным (Данил Никитин), но платье императрицы, оказавшееся впору, превращает мечтательную простушку в расчетливую авантюристку. Жених Варвары (Евгений Тихомиров), сын «серьезного человека» Олимпа Сметанича (Алексей Осипов), отрекается от невесты, несмотря на партийный мандат ее брата, и женится на «наследнице престола», надеясь на возвращение царизма.
Главный герой Павел Гулячкин в исполнении Григория Старостина проходит путь от вялого, суетного, напыщенного мещанина до дикого существа, приспособленца, нагло рвущегося к власти. С сокрушительной силой, оставив клоунские ужимки, бросает угрозы, разоблачает самозванку Настю и истошно кричит: «Я теперь всю Россию на Варваре женю!». Он поверил в силу мандата, позабыв, что краснокожий документ сам себе и выписал. В этом многонаселенном карнавальном стремительном спектакле актеры не берегут физических сил и не теряют эксцентрический кураж, хотя ближе к финалу несколько иссякают игровая стабильность и сатирический потенциал сценического произведения. И хочется верить, что атомный взрыв под занавес спектакля — предостережение, а не пророчество.
Фотографии: Олег Хаимов /предоставлены пресс-службой театра Et Cetera