17.06.2022
В столичном зале ГлавClub 19 июня состоится большой концерт одного из главных российских хэви-метал-коллективов «Черный кофе». «Культура» пообщалась с бессменным лидером группы, гитаристом и певцом Дмитрием Варшавским.
— Программа концерта называется «Новые песни и хиты». Звучит интригующе. Но если с хитами все более-менее понятно, то о новых песнях хотелось бы узнать поподробнее…
— На предстоящем концерте мы, помимо известных композиций, исполним и несколько песен, вошедших в наш новый альбом, над которым трудились в последнее время. Пластинка под ориентировочным названием «Слезы дождя» уже полностью записана — дело за малым: издать ее. Надеюсь, в самое ближайшее время это произойдет.
Кстати, у меня такое ощущение, что публика, в целом неравнодушная к творчеству «Черного кофе», успела за пару лет соскучиться по нам. Сужу по тому, что на ближайшие месяцы у нас запланировано даже больше концертов, чем было в «предпандемийное» время. Это радует.
— В этом году исполняется 35 лет с момента выхода одного из самых знаковых ваших альбомов «Переступи порог». На нем, среди прочего, присутствует и композиция «Владимирская Русь», ставшая визитной карточкой «Черного кофе». Расскажите об истории ее создания.
— Однажды мне на глаза попался стихотворный текст «Звездный водоем». Он меня настолько зацепил, что я практически сразу написал на него музыку, хотя поначалу даже не знал, кто автор стихотворения. Во второй половине 1980-х не было ведь никаких средств общения, к которым мы давно уже привыкли: e-mail, WhatsApp, Telegram и так далее. Я просто знал, что текст написал некий молодой человек, мой сверстник.
Спустя некоторое время я выяснил, что зовут этого человека Александр Шаганов, который сочинял не просто стихи — он старался делать так, чтобы они впоследствии стали песнями. Когда я чуть позднее познакомился с Сашей, обнаружил, что музыка в его стихах уже звучит — она как будто изначально в его рифмы, ритмику и общее настроение заложена. В этом, кстати, заключается уникальная способность поэта Шаганова, на его лирику довольно легко писать музыку. Среди наших мастеров рифмованного слова таким ценным качеством мало кто обладает.
Так вот, в один прекрасный день мы нашли контакты друг друга, созвонились и решили продолжить сотрудничество, сочинили еще одну песню — «Зимний портрет»… И вот тут я подхожу к самому главному. Однажды Саша звонит мне и говорит: «Слушай, я тут написал одно стихотворение, на мой взгляд, одно из моих лучших. По крайней мере, Андрей Вознесенский, которому я его показывал, довольно высоко его оценил. Не знаю, едва ли оно подойдет для песни, но сам решай». И как только он начал читать: «Деревянные церкви Руси, перекошены древние стены…», я его тут же перебил: «Так, стоп, дай я возьму карандаш, буду записывать! Через некоторое время тебе перезвоню».
Я мгновенно взял гитару, и буквально через три минуты песня была готова. Бывает и так. Хотя, должен вам сказать, большинство музыкальных произведений — по крайней мере, в моем случае — так и создается: быстро, что называется, по наитию. Другое дело, что потом все это требует доработки, продуманной аранжировки, сугубо технических моментов. Но если стихотворная основа меня завораживает, то костяк песни, как правило, складывается почти сразу.
Предвидел ли я столь широкую популярность «Владимирской Руси»? Не то чтобы предвидел, но определенный потенциал в ней чувствовал. Ведь как мы порой делаем: еще не записанную, а значит почти неизвестную песню обкатываем «живьем» на концертах. И по реакции публики можем примерно судить, какая судьба той или иной композиции будет уготована. Так вот, когда мы впервые представили «Деревянные церкви Руси…», то по зрительскому респонду сразу поняли: это то, что надо. И вот уже 35 лет мало какой концерт «Черного кофе» обходится без исполнения этой вещи.
— В этом году у вас же еще одна круглая дата — тридцать лет назад, в 1992-м, вы уехали в Соединенные Штаты. Как бы оценили тот вояж с позиций дня нынешнего? Что дал вам этот американский опыт?
— Очень многое. А главное — поездку эту я предпринял весьма своевременно. Почерпнул знания, которых мне на тот момент недоставало — как в области звукозаписи, так и в плане понимания того, как вообще устроен западный шоу-бизнес. Ведь до поры до времени музыкальное образование в нашей стране подразумевало исключительно классику, ну и чуть позднее — весьма дозированно — джаз. О роке и поп-музыке, точнее о внутренней, структурной составляющей этих направлений, у нас представление мало кто имел.
Мне повезло еще и потому, что в начале девяностых вся эта славная эпоха классического рока стала уходить в небытие. Взяв бодрый старт в середине 50-х, возвысившись в 60-х, достигнув апогея в 70-х — начале 80-х и постепенно тлея до конца десятилетия, к 90-м рок-н-ролл практически выдохся. И я, живя в Америке, этот процесс наблюдал воочию.
Но я все-таки успел. Ведь единственное, чем был движим, так это желанием понять: почему у нас так, а у них все совсем по-другому? Что такого, качественно необходимого, мы упустили, что мешает нам выпускать такие же классные записи? Ведь мы не то что не закончили, условно говоря, рок-н-ролльные университеты, — мы даже начальную школу по этой программе не освоили. Так что я ехал «за бугор» с одной целью: учиться. Надеюсь, проведенные в Америке неполные семь лет прошли для меня не зря — кое-что усвоил.
— Внутренняя организация большинства отечественных рок-групп примерно одинакова: лидер плюс аккомпанирующий состав. Мы говорим «ДДТ» — подразумеваем Юрий Шевчук; «Алиса» — Константин Кинчев; «Калинов мост» — значит Дмитрий Ревякин; «Пикник» — стало быть, Эдмунд Шклярский; и так до бесконечности. И «Черный кофе» — не исключение: все знают, что это группа Дмитрия Варшавского. Чем вы объясняете такое положение вещей?
— Хороший вопрос. Думаю, все дело в недостатке коммуникации, общения, правильно выстроенного механизма обмена идеями — именно в области рок-музыки. Ведь рок-музыка — не российская. Мы всегда отставали от Запада на несколько световых лет. Многие лишь относительно недавно в России узнали, как должна звучать хорошая электрическая гитара. Ранее приходилось довольствоваться суррогатными инструментами. А от качества инструмента во многом зависит уровень музыкального материала. Классический рояль на коленке смастерить не получится.
Это я к тому, что «общение по интересам» на родине популярной музыки иное, нежели у нас. Там дети слушают рок с песочницы (ну, по крайней мере, слушали — сейчас-то рок, по большому счету, никому в мире не нужен), поскольку это их музыка, их территория. А значит, и шансов на то, что по мере взросления они встретят массу единомышленников, несоизмеримо больше, чем это было в последние годы существования Советского Союза, то есть когда мы начинали.
А что означала ситуация, при которой на одной музыкальной волне с тобой находились не сотни и тысячи сверстников, а единицы? А то, что выбирать особо не приходилось. Ты был вынужден окружать себя теми, кто хоть что-то умел. Поначалу эйфория от осознания того, что занимаешься любимым делом, затмевала многое, но при этом вполне естественно, что со временем ловил себя на мысли: это не совсем тот результат, какого хотел бы достичь. Конечно, многие отсеивались, постепенно уступая место более профессиональным музыкантам.
Подозреваю, именно этим и объясняется «текучка кадров» в российских рок-коллективах и руководящая роль одного лидера, в противовес западной истории. Если там молодые люди изначально находят друг друга и создают долгоиграющий проект в одном составе на долгие годы, поскольку обладают примерно одинаковыми — довольно высокими — навыками и знаниями, то у нас все зачастую происходит путем проб и ошибок. Так что я нисколько не авторитарный руководитель, если вы вдруг об этом. Нет, я никогда никого специально не выгонял, но при этом всегда приветствовал свежую творческую инициативу.
— Творческий процесс — это полет души или тяжкий труд?
— Одно от другого неотделимо. Если говорить о сочинительстве как таковом, то это, несомненно, полет души. Особенно явственно ощущаю это в последнее время, поскольку пишу песни не так часто. Хотя создание чего-то нового всегда доставляет мне колоссальное удовольствие.
А тяжкий — точнее даже, не столько тяжкий, сколько рутинный, требующий немалого профессионализма — труд начинается уже в студии. Когда нужно довести песню до ума, убрать шероховатости, найти правильный звуковой и частотный баланс, словом, сделать песню так, чтобы она тебя самого удовлетворяла. Ведь если результат твоего труда нравится тебе лично, это уже немалая заявка на то, что он придется по душе и твоим слушателям.
Фотографии: Михаил Грушин / ТАСС