21.04.2022
В прокат вышел фильм Евгения Дудчака «Я иду искать» — история матери, сын которой устроил пальбу на вечеринке у одноклассников. В главных ролях — Марина Александрова и Максим Виторган.
А знаем ли мы в действительности своих детей? На этот вопрос пришлось ответить врачу скорой помощи Евгении Паншиной, после того как ее сын-подросток взял в руки ружье. Вскоре она понимает, что в этой трагедии виновата не только она и не ее отношения с собственными детьми. Что подтолкнуло ее ребенка переступить черту? Это она и обязана выяснить.
— Евгений, я знаю, что вы родились в Молдове, но потом переехали в Москву, чтобы снимать кино. Как так получилось?
— Хороший вопрос! Я поступил на факультет журналистики в Кишиневе. И думал, что телевидение — это мое. Много лет работал корреспондентом и ведущим на канале СТС-Молдова. Там была утренняя программа, где мы делали постановочные сюжеты с привлечением актеров. Их требовалось делать в игровой форме, хотя сюжеты могли быть самыми банальными — вплоть до выбора пылесоса. Я начал ими заниматься, влюбился в процесс съемки и подумал, что, возможно, мне стоит попробовать себя в режиссуре. В итоге в 2014-м году подал документы во ВГИК.
— Почему именно туда? Не захотели учиться в Молдове?
— С кино в Молдове тогда было не очень (впрочем, как и сейчас). К тому же, у меня русскоязычная семья, и мы между собой всегда говорим по-русски. Так что других вариантов я даже не рассматривал.
— По поводу молдавского кино. Оно сегодня снимается или существует в большей степени номинально?
— Скорее, второе. Если говорить про «Молдову-фильм» — когда-то легендарную киностудию, то на ней уже давно ничего не происходит, помещения сдаются в аренду. Какие-то фильмы, безусловно, снимаются, но очень точечно: это заслуга сумасшедших городских энтузиастов, среди которых мои лучшие друзья (улыбается). Правда, возможно, в будущем режиссеры смогут получать какие-то европейские гранды, но пока эта инициатива в зачаточном состоянии.
— Давайте о фильме поговорим. «Я иду искать» связан сразу с несколькими темами: отношения «отцов и детей», буллинг в соцсетях, ситуация в медицине и так далее. На первом плане, как я понимаю, именно «отцы и дети»?
— Да, мне было важно сделать акцент на разрыве между поколениями. Готовясь к съемкам, я изучил огромное количество реальных историй, в которых дети пытались покончить жизнь самоубийством. И родители этих детей твердят в один голос: «У нас было все хорошо, у нас рос абсолютно спокойный ребенок, которому мы ни в чем не отказывали». То есть никто даже ни о чем не догадывался. Поэтому мама в нашем кино, как и миллионы таких же родителей, занята своей жизнью, своими проблемами — и не замечает катастрофы, которая происходит с ее детьми.
— Но почему так происходит? Откуда берется стена между матерью и ребенком?
— Это глобальная проблема. Сегодняшним сыновьям (да и вообще молодежи) проще написать какую-то исповедь в соцсетях, чем прийти домой и сказать: «Мама, меня беспокоит то-то и то-то». Родители и дети практически перестали общаться, делиться своими проблемами. А когда случается беда, мамы и папы разводят руками: им казалось, что в их семье все было отлично. Мол, сын или дочка просили телефон/гаджет/гитару — и они покупали. И при этом родители даже не делали попыток понять, что творится в душе их ребенка. Почему? Большой вопрос.
— Но что делать родителям, если они все-таки чувствуют, что их дети от них отдаляются? Отбирать гаджеты? Запрещать пользоваться интернетом?
— Мне кажется, такие запреты ни к чему хорошему не приводят. Более того: я знаю случаи, когда популярным блогерам писали родители, говоря, что благодаря их постам, они стали лучше понимать собственных детей. Так что обвинять во всех бедах интернет, гаджеты или социальные сети — глупость. Главное, что нужно сделать — это налаживать общение между родителями и детьми.
— У трагедии, о которой вы рассказываете в фильме, есть и другая сторона медали: героиню Александровой начинают агрессивно прессовать в интернет-сообществах.
— Я помню времена золотой эпохи Малахова, когда любой скандал мгновенно разносился по соцсетям. И цель всех криков, которые вокруг него поднимались, была вовсе не в том, чтобы решить проблему, а том, чтобы найти виноватого и начать его травить. Это еще одна беда нашего общества. Когда случается что-то страшное, мы ищем стрелочника, спускаем на него всех собак и считаем, что дело сделано. И не задумываемся о том, как нам жить дальше и как исправлять ситуацию. Вспомните любую катастрофу масштаба пожара в торговом центре «Зимняя вишня» (в Кемерово в 2018 году, погибло 60 человек, включая большое количество детей. — Культура). Мы покричали неделю-другую в условном Телеграмме, нашли козла отпущения, успокоились и переключились на другую новость. И на этом все. А проблема-то не решена.
— «Я иду искать» также довольно откровенно говорит о жизни врачей…
— У меня не было глобальной цели высвечивать проблемы медицины. Мне было важно, что наша мама медик: на работе она спасает чужие жизни, а своим собственным детям помочь не смогла.
— А что вы скажете о Марине Александровой? В чем ее сильная сторона?
— Внешне Марина кажется хрупкой: когда ты на нее смотришь, ее инстинктивно хочется защитить. Но как только она начинает действовать, ее упорству можно позавидовать. Сочетание хрупкости и внутренний силы меня притягивает и поражает.
— Фильм снимался в Туле и Серпухове. Почему там?
— Как ни странно, эти города друг на друга похожи: во всяком случае, некоторыми районами. У меня же в голове был некий провинциальный городок — антипод каменным джунглям с их многоэтажками. Эдакий поселок городского типа, забытое богом место с домами в два-три этажа, где все знают друг друга. И если что-то случается, то это «что-то» обсуждается всеми жителями без исключения. Именно в таком городке в Молдове я и родился, поэтому хотелось его воссоздать. И нужные мне локации как раз в Туле и Серпухове нашлись.
— Если говорить про стилистику фильма, то для него очень важен формат скринлайфа, активно продвигаемый Бекмамбетовым — прием, при котором все происходящее зритель видит как бы через монитор компьютера или экран смартфона. Как вы к этому формату относитесь?
— Это был своего рода эксперимент. Но если Бекмамбетов погружается в screenlife полностью, то мы пытались найти точки пересечения между скринлайфом и традиционным киноязыком. Ведь в реальности мы не сидим, как зомби, все время в гаджетах. Виртуальная жизнь наших героев постоянно переплетается с реальной.
— Вы как-то признались, что «Я иду искать» забрал у вас миллиард нервных клеток. Вам кажется, кино в принципе должно рождаться легко? Или все-таки через боль?
— Я бы, конечно, не хотел тратить миллиард нервных клеток (смеется), но по-другому просто не получалось. Хотя, если каждый раз так себя разбазаривать, то никого надолго не хватит. Так что я бы хотел приходить на площадку, как Хичкок в каком-то байопике, вальяжно усаживаться в кресло и смотреть на то, как все дружно и радостно выполняют мои указания. И при этом кайфовать от процесса. Но, с другой стороны, я видел лекции Валерия Тодоровского, где он говорит, что стресс режиссера на площадке сравним со стрессом-летчика испытателя. И что, если режиссер не волнуется и не испытывает стресс, если ему все дается легко, то такие фильмы чаще всего не получаются…
— На какой проект собираетесь тратить нервные клетки в следующий раз?
— Пока не знаю, но я бы ушел в какую-то светлую историю. Мне кажется, что совсем скоро, как после Второй мировой, снова будут востребованы роскошные голливудские истории, где красивые девушки танцуют в шикарных бальных платьях на фоне угасающего заката… Людям захочется чего-то красивого, что поможет спрятаться от повседневности.
— Месяц назад так называемый «большой Голливуд» как раз из наших кинотеатров ушел. Что значит этот уход для отечественного кино?
— Знаете, лично я отношусь к этому довольно скептически. Хотя у меня есть знакомый режиссер монтажа, который, наоборот, очень позитивно настроен. Он уверен, что сейчас начнется новая русская волна… А я знаете, чего боюсь? Когда выходили условные «Дюна» и «Бэтмен», мы должны были как-то втискиваться между ними и создавать нечто такое, что могло бы хоть как-то с ними конкурировать. Иначе мы бы не получали свой кусок пирога. Для этого приходилось вкладываться не только финансово: искать какие-то идеи, разрабатывать сценарии, не спать ночами… А сейчас, в отсутствии конкуренции, наша индустрия может скатиться в какие-то дешевые фильмы и сериалы, главная цель которых — быстрее заткнуть дыру. Хотя я уверен, что полный уход Голливуда, скорее всего, явление временное. А если оно затянется надолго, то мы снова, как в девяностых, забудем дорогу в кинотеатр, а будем смотреть бесконечные ментовские сериалы по ТВ и «радоваться» их «качеству». Мне бы этого не хотелось.
Фильм «Я иду искать» в прокате с 14 апреля
Фотография: Иван Полежаев.