24.03.2022
В конце 2021 года в российских школах в третий раз прошел «Культурный марафон» — ежегодный образовательный проект, организуемый Минпросвещения РФ, Минкультуры РФ и компанией Яндекс. О марафоне и его целях мы поговорили с одним из экспертов проекта Всеволодом Коршуновым.
— Всеволод, как я понимаю, «Культурный марафон» 2021 года отличался от предыдущих…
— Да, в 2019-м мы концентрировались на четырех сферах культуры (кино, театр, музыка и архитектура) и проводили марафон в два этапа. Этап первый — уроки, на которых участников не просто грузили теорией, но и давали возможность соединить ее с практикой. Подростки могли сами что-то спроектировать, снять, нарисовать… Причем подавалось все это в развлекательном формате. Для второго этапа экспертами, и мной в том числе, был разработан мультимедийный тест: мы придумывали забавные, смешные вопросы, для которых требовались не столько знания, сколько сообразительность и смекалка.
«Культурный марафон» 2021 года был полностью посвящен кино и проводился уже без уроков: его ядром был тест, который мы сделали сложносочиненным, красивым, включили в него мини-игры.
Многое из того, с чем подростки сталкиваются во время «Культурного марафона», можно использовать на практике. К примеру, в соцсетях. Сейчас почти все школьники имеют свои аккаунты, снимают видео, пишут посты. Мы даем им основы сторителлинга, самопрезентации, монтажа; рассказываем, как работать с ракурсами, светом, цветом — и все это помогает им сделать свой контент интереснее.
У нас была и более глобальная задача. Главной темой «Культурного марафона» 2021 года были жанры, а они тесно связаны с эмоциями. Эмоции в свою очередь неотделимы от эмпатии и эмоционального интеллекта. И тут мы имеем дело уже не с прагматично-профессиональными навыками, а с вопросами: что такое чувство, что чувствует другой человек, почему я чувствую так, а мой друг чувствует по-другому? И это уже не про искусство и не про кино, а про человека. Больше скажу: понятно, что работа с жанрами пригодится ребятам на уроках литературы, но для меня общечеловеческие навыки, прокачивающие эмпатию и эмоциональный интеллект, были важнее.
Кстати, одна из главных проблем современной культуры и человека связана как раз с эмоциональной сферой. Мы утрачиваем остроту эмоций, я вижу это очень хорошо на примере своих семнадцатилетних студентов. Их чувства как будто законсервированы: им трудно разобраться в собственных переживаниях, признаться в них, распознать чувства других людей… И это удивительно, потому что Антониони, к примеру, заговорил об отчужденности людей еще в шестидесятых (из-за чего я и считаю его самым современным итальянским режиссером), но с того времени актуальность этой проблемы меньше не стала.
— А какие фильмы ты использовал для своих тестов? Русские, зарубежные, мейнстрим, классику?
— Поскольку наши участники, как и все подростки, лучше всего знают голливудское кино, мы, конечно, с ним работали. Но так как нам хотелось расширить их кругозор, то у нас были и старые американские фильмы, и европейская классика, и советское/российское кино, разумеется.
— Всеволод, странный вопрос задам. Зачем вообще нужно заниматься популяризацией кино? Разве оно недостаточно популярно?
— Дело не в этом. Нам было важно показать, что кино может быть разным. Потому что для ребят из глубинки, к примеру, это вовсе не очевидно. Да, москвичи и, возможно, жители городов-миллионников избалованы фестивалями, спецпоказами и ретроспективами. Но в регионах подростки «питаются» по меню мультиплексового кинотеатра, которые заполнены преимущественно голливудскими блокбастерами. И когда ребята узнают, что кино — это не только истории про «Человека-паука», то сначала для них это настоящий шок, а потом у них загораются глаза и возникает дикий, искренний интерес (знаю это от моей коллеги Томы Селивановой, которая много работает со школьниками). Как бы амбициозно это ни звучало, мы даем ребятам то, чего без нашего «Культурного марафона» они, может быть, и не узнают никогда. Мы им показываем, что мир разный, что за привычными пределами есть еще много прекрасных, неизведанных материков (улыбается).
— Одна из проблем нашего образования в том, что оно не ориентировано на мировую культуру: школьники не изучают ни Шекспира, ни Бальзака, ни Диккенса. В результате абитуриенты журфака МГУ, о чем я знаю по собственному опыту, не могут сказать, кто такой Кафка. Не кажется ли тебе, что знакомство с условным Феллини — это слишком сильнодействущее средство для тех, кто и Шекспира-то не читал?
— А в чем проблема этого сильнодействующего средства? Ну, узнает школьник о фильмах Феллини — так почему это плохо? Или, к примеру, покажем мы ему «Четыреста ударов» Франсуа Трюффо, главный герой которого, двенадцатилетний Антуан Дуанель, настолько обожает Бальзака, что даже алтарик ему небольшой устраивает. Ты не думаешь, что подросток, посмотрев этот фильм, захочет выяснить, кто такой этот Бальзак? Вот мне кажется, что такое вполне возможно.
Кстати, я начинаю курс истории кино со сцены из фильма «Мстители: финал»: показываю студентам эпизод гибели Наташи Романофф. В нем есть отсылка к фильму Фрица Ланга «Усталая смерть», а многие мои ученики, даже те, кто всерьез интересуется кино, ни о Ланге, ни о его картинах ничего не знают. Таким образом, мы входим в Ланга через братьев Руссо. Да, кому-то этот витиеватый маршрут покажется странным, но он работает.
А что касается школьной программы, то тут я, конечно, согласен: перекос в сторону отечественной литературы огромный. Поэтому важно расширять кругозор подростков. Но делать это можно по-разному. И то, что мы предлагаем, только один из путей. В любом случае я не думаю, что знакомство с фильмами Феллини может взорвать кому-то мозг (улыбается).
— А как ты относишься к тому, чтобы преподавать историю кино в школах? Не так давно эта инициатива обсуждалась…
— Мне кажется, в самой инициативе нет ничего плохого. Но я пока не вижу, как ее можно реализовать. Лет десять назад, когда начались разговоры о ста фильмах, которые надо ввести в школьную программу, я работал в НИИ киноискусства, где мы начали разрабатывать методички в помощь учителям. Но у нас нет киноведов в школах. Поэтому первый вопрос: а кто будет этот предмет вести? Конечно, обсудить фильм со школьниками после просмотра сможет любой гуманитарий, который всерьез интересуется кино. Но у нас учитель и без того перегружен, и дополнительные нагрузки ни к чему хорошему не приведут.
Второй вопрос: на чем именно дети будут эти фильмы смотреть? Школы, как вы понимаете, бывают разные. Московские лицеи, обвешанные плазмами, — это одно. А школы деревенские или поселковые — совершенно другое. И есть ли смысл показывать фильм «Летят журавли» Калатозова на маленьком телевизоре, которого не видно с последней парты, я, если честно, не знаю. Хотя нельзя исключать, что для кого-то и такой просмотр может стать открытием, переворотом сознания — и вдруг этот школьник вырастет в нового Калатозова?!
Возможно, историю кино стоило бы сделать факультативным предметом. Или дать возможность ребятам вместе с классным руководителем выбрать этот предмет в качестве элективного курса. Тогда и профессионального преподавателя пригласить можно. Кстати, почему бы школам из регионов не воспользоваться навыками, которые нам «подарил» ковид, и не договориться со столичными киноведами-кинокритиками, чтобы те вели такие курсы дистанционно? В общем, я, наверное, не соглашусь с тем, что историю кино надо вводить в школьную программу в качестве обязаловки, потому что это прежде всего головная боль для учителя, но идея придумать какой-то плавающий курс на добровольной основе мне кажется реализуемой и симпатичной.
Фотографии: Илья Локшин
Источник