31.12.2021
Русско-французская художница рассказывает, как важно уметь вглядываться в себя
Маша Шмидт — успешный художник и сценограф: она оформляет спектакли для «Комеди Франсез» и швейцарских театров, проводит персональные выставки во Франции и Италии, работает художником-постановщиком в кино. Однако русской публике ее имя недавно было почти неизвестно. Этому есть объяснение: Маша Шмидт уехала из России еще в начале 90-х. И этот переезд, ставший для нее внезапным, позволил ей заново родиться как художнику.
— Я не собиралась навсегда покидать Россию. И поэтому ехала со спокойной душой. В поезде наблюдала смену «картинок»: уезжала из одних цветов и одного воздуха и прибывала в совсем другие. В Париже некоторое время у меня стояли слезы в глазах. Потом поняла, что не привыкла этому свету — он совершенно иной. В итоге отъезд стал для меня серьезной «перезарядкой». Кроме того, он позволил мне остаться наедине с собой. При этом в реальности я не страдала от одиночества и не грустила в мансарде с багетом и красным вином. Речь о том, что я оказалась в неком безвоздушном пространстве. Представьте: вы учитесь в разных школах, академиях, получаете дипломы. В конце чувствуете себя длиннобородым старцем — когда вам все рассказали и когда знаете, как нужно делать. И вдруг оказываетесь в совершенно другой стране — пусть во многом нам близкой. Я знаю много художников, которые в подобной ситуации почти не изменились. А я поняла, что нужно все начинать с начала. И стала заново рисовать простейшие вещи. Ведь жизнь коротка, и скучно быть кем-то другим. Нужно понять, что интересно именно тебе,— рассказывает «Культуре» Маша Шмидт.
В России Маша Шмидт окончила Строгановскую академию, а во Франции продолжила образование в Парижской национальной академии художеств и Сорбонне. Ее проект «Выше только небо» в московской галерее Artstory составлен из разных серий, самая масштабная так и называется — Sky is the limit. Это попытка исследовать жанр пейзажа, причем главным героем ее произведений становится небо. Однако речь не о фотографически точном изображении звездной ночи или легких перистых облаков. Образ на ее картинах рождается из черточек, извилистых линий — и эти «червячки» представляют собой живопись, требующую от зрителя активности, всматривания, а не пассивного восприятия.
— Когда мы смотрим на небо, мы разговариваем с собой. Можно назвать это молитвой. Мне кажется, мы всегда ищем ответ где-то наверху. Студент на экзамене поднимает глаза к потолку, пытаясь вспомнить нужные слова. Вообще когда я вижу, что творится на небе, у меня прерывается дыхание от красоты. Тем не менее в жизни мы часто глядим на землю — чтобы не споткнуться. На небо любоваться вроде бы некогда; к тому же мы живем с ощущением, что оно всегда рядом. А ведь небо разное. Я создаю картины для смотрения — не хочется употреблять слово «медитация». На воду, на небо хочется просто смотреть — чтобы в какой-то момент оказаться ближе к себе. Я не пытаюсь быть спасителем человечества. Просто, мне кажется, человеку не хватает возможности побыть с самим собой. И небо для этого хороший сюжет, — пояснила журналистам на открытии выставки Маша Шмидт.
Для Artstory Маша Шмидт создала site-specific инсталляцию: свисающие с потолка легкие полотна напоминают театральные кулисы. И тут вспоминаешь, что их автор — не только профессор Медонской академии художеств, но и успешный сценограф.
— Мой театральный опыт — невероятно важный. Ведь все без исключения художники решают пространственные задачи. Как ни странно, кино более сложная история — потому что здесь ты работаешь не один. Это целая индустрия. Но, с другой стороны, тоже полезно — когда тебе говорят, что от тебя ждут, и сдвигают рамки твоей свободы. Это страшно интересно, — поделилась она с «Культурой».
Главная особенность картин Маши Шмидт — подчеркнутая ненарративность. Русская культура литературоцентрична, и это отражается на живописи. Огромный пласт изобразительного искусства пытается рассказывать истории — особых высот в этом достигли передвижники и наследовавшие им соцреалисты. Маша Шмидт идет иным — анарративным — путем. Если уж и сравнить ее живопись с литературой, то только с лирикой, которая не рассказывает, но завлекает читателя, «заражает» его эмоциями, и заставляет превратиться в двойника лирического героя, проживая каждую строчку.
— Мне хочется, чтобы в живописи была своя жизнь — за вычетом конкретной истории, — рассказала журналистам художница. — Чтобы там вибрировали черточки, точки, линии, пятна. Когда мы слушаем музыку, мы не обязаны думать, что перед нами — березовый лес или драма конкретных людей. Но если это рассказать, человек будет непременно «накладывать» историю на то, что слышит. Я не хочу ничего навязывать. Мы имеем право чувствовать то, что чувствуем. И мне хочется, чтобы люди перестали держаться за придуманные истории и ушли через это окошечко куда-то к себе — в свое небо.
Фотографии предоставлены пресс-службой галереи Artstory.