Литература

«Без тебя я бы и половины не написал»: почему стоит вспомнить о Вере Николаевне Муромцевой-Буниной

Алексей ФИЛИППОВ

13.10.2021

140 лет назад, 13 октября 1881-го, родилась Вера Николаевна Муромцева-Бунина — муза и опора великого русского писателя.

Но что это значит сейчас, когда люди все меньше и меньше читают? Еще недавно Россия была литературоцентричной страной, в СССР проблема бунинского архива обсуждалась на самом высоком уровне (в конце концов тот остался на Западе). Это случилось из-за того, что потерял пост министра иностранных дел, а затем попал в опалу зачитывавшийся Буниным в молодости Молотов, но и тогда ничего еще не было решено окончательно. Архивом занимался отдел культуры ЦК, оппоненты апеллировали к Хрущеву и Брежневу. Можно ли представить, чтобы сейчас судьба архива большого русского писателя решалась на уровне Госсовета и Администрации президента?

В наши дни третью жену Бунина чаще всего вспоминают глянцевые журналы и желтые сайты. Пишут они, как правило, об одном и том же. Вот первый, гражданский брак молодого, нищего, как церковная мышь, недоучившегося гимназиста Бунина, пробующего себя в литературе. Подруга уходит, оставив записку: «Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом» — и становится женой его друга.

Второй брак: Бунин ревнует жену, в него влюбляется теща. Он уходит из семьи, жена не дает ему развода. Через пять лет после расставания от скарлатины умирает сын, которого Бунин горячо любил.

И, наконец, к нему приходит настоящая любовь. Он по-прежнему не слишком хорошо устроен, но девушка жертвует ради него всем, в том числе и добрым именем — ведь Бунин по-прежнему женат, и обвенчаться они не могут. А много позже, в эмиграции, ей придется смириться с «браком втроем», с тем, что под одной крышей с ними будет жить молодая подруга мужа. О том, что тогда с ними происходило, говорит фраза из ее книги: «Проснулась с мыслью, что в жизни не бывает разделенной любви».

Она надолго пережила мужа и стала хранительницей его наследия. Ею написано несколько посвященных Бунину книг…

Вот краткий конспект типичного материала, посвященного Вере Николаевне. Здесь все правда — но все это мало что говорит о Вере Николаевне и ее муже.

В одной из своих книг она приводит его слова: «Без тебя я бы и половины не написал. Скорей всего — пропал бы! Спился». Возможно, он и преувеличивал, но его отец был запойным пьяницей, пустил по ветру и собственную жизнь, и имение. А в Бунине была чрезвычайная внутренняя легкость, подвижность, впечатлительность — казалось, что его глаза меняют цвет, а лицо, в лад перемене настроений, становится другим. Он был жаден до новых впечатлений, женщин, общения, друзей, но удержаться на одном месте ему было трудно. «Голубоглазая московская неяркая красавица», как назвал Веру Николаевну Валентин Катаев, стала для Бунина точкой опоры, гением места. Он влюбился в нее с первого взгляда и полностью изменил ее судьбу: дочь профессора, племянница председателя первой Государственной Думы всерьез занималась химией и думала об академической карьере.

Но химия и Бунин совершенно не сочетались, и Вера Николаевна стала переводчицей.

Обвенчались они только в 1922-м, в эмиграции, а до этого их семейная жизнь состояла из путешествий. С 1907-го до Первой мировой они объехали и Ближний Восток, и Европу. В эмиграции Бунины жили в Париже, в доме № 1 на улице Жака Оффенбаха, снимали виллу в Грассе. Во Франции, тем более в пандемию, сможет побывать не каждый, но в Москве на Поварской улице стоит дом 26, там, на первом этаже, жили родители Веры Николаевна. У них в октябре 1917-го, сбежав из имения родственников в Орловской губернии, спасаясь от крестьянских погромов, жила она с Буниным.

Это была остановка перед долгим странствием, которое приведет их в эмиграцию. Передышка накануне трудного и опасного путешествия на юг России, а затем и в Константинополь. В Москве тогда шли бои, в пятый этаж их дома попал снаряд. Жильцы заложили ворота бревнами. В Москве ждали верных Временному правительству казаков, которые так и не появились.

На Поварской они прожили до лета 1918-го, всю зиму Бунин хворал тяжелой, не желавшей проходить простудой. Уже вовсю хозяйничала советская власть, вольготно себя чувствовали новые люди: памятник Скобелеву скинули с пьедестала, монахи кололи лед, улицы были заплеваны шелухой от семечек.

Муромцевы жили в роскошном барском доме, теперь он стал элитным, внутрь не пустит охрана. Но стоит хотя бы постоять у его фасада: здесь Бунин начал вести дневниковые записи, которые потом превратились в «Окаянные дни», одну из его самых страшных книг. И здесь, в страшном октябре 1917-го, он и Вера Николаевна были очень счастливы. Как, впрочем, и всю свою совместную жизнь, от начала и до конца.

Это был совершенно особый, уникальный дар: любви не мешали ни его измены, ни неустроенность, ни страшная бедность, с которой они встретились в конце жизни. В эмиграции у Бунина были неплохие гонорары, затем он получил Нобелевскую премию и стал богат. Но они помогали всем, кто обращался к ним за помощью, тратили деньги, не считая, и вскоре ничего не осталось.

Во время Второй мировой им пришлось голодать, потом они бедствовали и были друг для друга едва ли не единственной опорой. Бог весть, как бы все выдержал Бунин, не будь рядом жены…

Так, наверное, и выглядит настоящее счастье. Вспомнить о Вере Николаевне Муромцевой-Буниной стоит еще и поэтому. 

Источник